Выбрав момент относительного затишья, он подошел к пожилой седовласой даме, заведовавшей магазином.

– Простите, – произнес он, – но вы, если не ошибаюсь, дружите с мисс Эдит Лоррингтон, проживающей в Далмеринге?

Дама окинула его недоверчивым взглядом:

– Вы из газеты?

– Нет, – с обезоруживающей улыбкой заверил Тремейн. – Полагаю, меня тоже можно назвать другом мисс Лоррингтон. Я сейчас в гостях в той же деревне, у доктора Расселла.

Упоминание имени доктора оказалось своего рода талисманом.

– Извините, – проговорила дама. – С тех пор, как произошли эти ужасные убийства, мы здесь готовы к самым разным визитам, потому что знакомы с Эдит, а вы же знаете, какие они, эти газетчики: вечно пристают с расспросами. Так чем я могу помочь вам, мистер?..

– Тремейн. Да, пожалуй, вы могли бы мне помочь. Меня чрезвычайно заинтересовала пьеса, которую ставят в клубе Далмеринга.

– Вы имеете в виду «Для убийства есть мотив»? Я видела упоминания о ней в газетах сегодня утром. Как ужасно, что мистера Хэммонда нашли вот так! Наверное, его жена, бедняжка, была потрясена. Меня поразило это обстоятельство еще и потому, что пьесу перепечатывали здесь. Вы знаете, что мы держим не только книжный магазин, но и машинописное бюро?

– Да, – кивнул Тремейн. – Кстати, это и есть причина моего визита. Можно ли мне побеседовать с тем, кто перепечатывал пьесу?

– Пожалуй, это можно устроить. – Дама с любопытством взглянула на него. – Будьте добры, пойдемте наверх.

Мордекай Тремейн послушно последовал за ней и через несколько минут уже разговаривал с машинисткой, ради встречи с которой предпринял поездку в Кингсхэмптон. Он задал ей ряд вопросов относительно пьесы «Для убийства есть мотив», и ответы его полностью удовлетворили, потому что из здания Тремейн вышел, уверенный в себе, хоть и озадачил дам, с которыми распрощался.

Остаток дня после возвращения в Далмеринг Тремейн выглядел не более чем гостем, праздно созерцающим картины деревенской жизни, но когда стемнело, направился к «Адмиралу», где договорился встретиться с Джонатаном Бойсом. В здание он вошел через боковую дверь и поднялся в отведенную инспектору комнату – довольно уютную, хотя и с низкими потолками. Бойса он застал мрачным, пьющим пиво из кружки, которая вмещала пинту.

– Добрый вечер, – угрюмо произнес инспектор. – Садитесь куда-нибудь.

Тремейн принял приглашение и с удобством расположился на плетеном стуле.

– Критики уже взялись за дело? – осведомился он.

– Пока нет, – ответил Бойс, – но скоро возьмутся. Я весь день ждал личного сообщения от комиссара.

– Вы сделали все, что в ваших силах!

– Я мог произвести арест.

Тремейн внимательно посмотрел на инспектора:

– Вы что-то выяснили? У Мартина Воэна нет алиби?

– Да, – кивнул Бойс. – Он сам признался, что выходил из дома в то время, когда, по мнению, экспертов, скорее всего убили Хэммонда. После репетиции в клубе Воэн не возвращался довольно долго. В ночь первого убийства, как вы помните, его слуга Бленкинсон сказал, что хозяин находился у себя в кабинете с того момента, когда Лидия Дэр покинула дом, и до тех пор, как он лег спать. Но отвечая на расспросы о той ночи, когда убили Хэммонда, Бленкинсон заявил, что Воэн вернулся домой очень поздно.

– Воэн не отрицает это?

– Он не в состоянии – ввиду свидетельства Бленкинсона.

– Полагаю, его объяснения, где он находился, звучат неубедительно?

– Вы угадали. По его словам, бродил по округе, ему не хотелось спать, и он решил подышать свежим воздухом.

– На репетиции прошлым вечером Воэн выглядел довольным собой – по крайней мере, мне показалось, что он держится весьма уверенно. Какого вы мнения о его отношении к смерти Хэммонда?

– Неопределенного, – ответил инспектор. – Воэн не пролил ни слезинки, но в то же время вел себя совсем не так, словно пытался что-либо скрыть. В целом казался почти равнодушным.

Плетеный стул скрипнул под Тремейном, он поднял голову и уставился в потолок.

– Если Воэн убил Лидию Дэр… Если Филипп Хэммонд знал об этом и мог это доказать… Если Воэн знал, что он знает, и если он убил Хэммонда, чтобы спастись самому… в таком случае сейчас он очень доволен собой, поскольку устранил источник опасности, и демонстрирует равнодушие на грани черствости.

– Для того чтобы осуществить подобный план, Воэн должен быть хладнокровным, как демон, – заметил Бойс. – По сути дела, безумным.

– Тот, кто убил Хэммонда, действительно был хладнокровным, – подтвердил Тремейн. – А поведение Воэна далеко не всегда можно назвать нормальным. Но я согласен с тем, что доводы против него, хотя они и складываются один к одному, большей частью предположения. Есть ли какое-нибудь веское доказательство? К примеру, удалось установить его причастность к отпечаткам ног возле трупа?

– Отпечатки оставлены ботинками, – ответил инспектор, – а Воэн обычно носит туфли. С другой стороны, найденные отпечатки больше отпечатков Воэна, поэтому он с легкостью мог оставить их, если надел ботинки подходящего размера. И мы возвращаемся к тому, с чего начали.

Он снова взялся за кружку с пивом и замолчал. А вскоре неожиданно заявил:

– Я по-прежнему недоволен, Мордекай. Воэн мог быть тем, кто нам нужен. Он совершил оба убийства. В сущности, все выглядит так, будто он их и совершил, но мне это не нравится.

– Хотите сказать, это слишком очевидно?

– Как подозреваемый Воэн бросается в глаза.

– Предположим, убийца знал, что, как бы умно ни действовал, ему не следует надеяться на то, что он избежит подозрений. Не кажется ли вам, что в данном случае удачной мыслью было бы намеренно выглядеть убийцей?

– Мой мозг сейчас туговато соображает, – признался инспектор. – День выдался нелегкий.

– Если преступник знал, что рано или поздно предположение о его виновности всплывет в ходе следствия, то мог намеренно привлекать к себе внимание с самого начала: он мог даже решить действовать, как и полагается виновному: к примеру, вопреки обыкновению, стать необщительным и ясно давать понять, что он под подозрением. Конечно, эта игра была бы опасной, особенно если в его планах имелся изъян, но она подвела бы полицию к мысли, что он настолько очевидный кандидат в убийцы, что на самом деле быть им не может. Мелочи, которые полицейские могли бы счесть очень важными, стали бы восприниматься как незначительные, если бы он постарался навести на них глянец.

– Я понимаю, к чему вы клоните, но не горю желанием выдвигать конкретные обвинения против Воэна до тех пор, пока не проясню несколько моментов. Вот с этим Шенноном, к примеру. После того, что вы рассказали мне тогда за чаем, я решил снова пересмотреть его показания. Пока я не получу последние отчеты и не расспрошу Энстона, чтобы выяснить, что известно ему, я не смогу выкинуть из головы мысли о Шенноне. Почему он отказался вчера вечером лезть в кофр? Вот еще одна деталь, какую нам необходимо прояснить.