– Можете положиться на меня: я не стану рассказывать всем и каждому то, что услышал от вас, – заверил Тремейн. – Но вы же понимаете, насколько это важно. Вы отдаете себе отчет, что инспектора Бойса надо поставить в известность?

– Да, – кивнул Маннинг.

Продолжая свой путь к «Стране роз», Мордекай Тремейн чувствовал встревоженный взгляд Джеффри Маннинга. Только когда Тремейн свернул к дому и вошел в калитку, Маннинг наконец перестал буравить его глазами.

Тремейну открыла дверь Джин, и он радостно поприветствовал ее.

– Надеюсь, я успел к чаю! Меня мучает жажда, как верблюда, который истощил свои запасы, а пабы закрыты.

– Еще немного – и будете уверять меня, что были бы не прочь выпить пива, – отозвалась Джин. – Вы же сами знаете, что вам к нему не пристраститься.

– Вы правы, – согласился он. – Будущее завсегдатая пивных с извечной кружкой в руках, увенчанной шапкой пены, мне не светит. А Пол дома?

– Он у себя в приемной, но скоро выйдет. Пол просматривает свои записи.

– Беспокойный день?

– Почти как всегда.

– Привычные вызовы к пациентам, полагаю? Ничего из ряда вон выходящего?

Джин вдруг насторожилась.

– Нет. Он или принимал пациентов здесь, или совершал обычные визиты на дом.

– А вечером Пол куда-нибудь собирается?

– Нет, мы оба останемся дома. Не часто нам удается выбраться куда-нибудь вместе. А в чем дело, Мордекай? К чему эти вопросы?

– Ни в чем, – поспешно ответил он, – и ни к чему. Просто хотел узнать, нет ли у вас каких-нибудь планов. Я собирался встретиться и пообщаться с Бойсом, вот и не хотел вас задерживать.

Во время чаепития в комнате ощущалась некая скованность. Несколько раз Тремейн замечал, как многозначительно переглядываются Джейн и Пол. Никто ни словом не обмолвился о его поездке в Лондон – казалось, они стараются выбирать самые безобидные темы для беседы.

Тремейн вздохнул с облегчением, когда смог наконец, извинившись, покинуть дом. Он хоть и заявил, что намерен повидаться с Джонатаном Бойсом, однако сомневался, что у инспектора найдется время для разговора. Служебные обязанности могли занять его целиком. Но на сей счет он вскоре смог успокоиться, хотя и получил новую пищу для размышлений. Инспектор ждал Тремейна и вышел ему навстречу, как только увидел его на дороге возле «Адмирала».

– Здравствуйте, Мордекай! – воскликнул Бойс. – Энстон ждет, я тоже собирался повидаться с ним сегодня – у него в номере, в пабе.

– Энстон? – удивился Тремейн. – Зачем?

– Не знаю. Он ждет нас у себя в девять часов. Сказал, что это важно и что потом все объяснит.

– Вы пойдете?

– А почему бы и нет? Мы остановились в одном и том же заведении, я знаю Энстона. Если он говорит, что это важно, значит, так и есть. Хочет, чтобы и вы пришли, считает, что вам будет интересно. Похоже, Энстон принял вас в свой круг.

– Хорошо, я приду, – пообещал Мордекай Тремейн. – Возможно, наш друг Энстон намерен удивить нас.

Инспектору он об этом не говорил, но его мысли были заняты Говардом Шенноном.

Без пяти минут девять Тремейн уже был неподалеку от «Адмирала». У главного входа он увидел рослую фигуру журналиста, а рядом коренастого Джонатана Бойса. Энстон поприветствовал его кивком, в котором чувствовалась ирония вперемешку с триумфом, и провел в небольшой номер, который снимал в пабе. Репортер явно готовился к приему гостей, поскольку на тумбочке были выставлены три стакана.

– Располагайтесь, чувствуйте себя как дома, джентльмены, – произнес он.

Тремейн сел, достал трубку и протянул свой кисет Джонатану Бойсу. Инспектор удивленно посмотрел на него:

– Трубка! Значит, вам наконец-то это удалось, Мордекай!

Тремейн переглянулся с Энстоном, который с улыбкой наблюдал эту сцену.

– Джонатан считал, что я никогда не приобрету привычку курить трубку, – пояснил он. – Она часто действовала на мой желудок. Но я уже достиг той стадии, когда могу рискнуть выкурить трубку в чьем-либо присутствии. И мне кажется, – со значением добавил Тремейн, – что дым от трубки создаст подходящую атмосферу для нашего маленького совещания.

– Пожалуй, – согласился репортер. – Если не возражаете, я и сам угощусь вашим табаком.

Через несколько минут все трое уже сидели в креслах, а дым из трубок поднимался к старым, неровно отесанным балкам, поддерживавшим крышу паба. Бойс выжидательно взглянул на репортера:

– Вам слово, Энстон. Где ваш большой сюрприз?

– А разве я говорил, что приготовил большой сюрприз? – возразил тот. – Вообще-то мне есть что сообщить, и, полагаю, вы найдете мое известие достойным вашего визита, но я подумал, что сначала мы могли бы просто пообщаться и обменяться новостями, тем более что и в редакции от меня ждут материалов.

– А это, случайно, не шантаж? – усмехнулся Бойс.

– Если и так, что такого? – обезоруживающим тоном ответил Энстон. – Вы же меня знаете, инспектор. Моя задача – действовать вместе с вами, а не против вас. Но работа есть работа, и я хотел бы знать все, что, по вашему мнению, можно опубликовать. Итак, попробуем создать подходящую для беседы атмосферу… Пива?

– Да, не откажусь, – кивнул Бойс. – Если предстоит разговор, меня замучает жажда.

– А мне сидр, – подал голос Тремейн. – Если, конечно, найдется.

– Найдется, – заверил Энстон. – Я уже выяснил у инспектора, что вы предпочитаете сидр местному пиву.

Тремейн улыбнулся:

– Вы на редкость тактично выразились.

Джонатан Бойс подался вперед, сделал большой глоток из своего стакана, потом снова откинулся на спинку кресла. Видно было, что словесную пикировку он затеял просто для отвода глаз. Если бы инспектор не хотел обсуждать дело, которое расследовал, то не явился бы к Барри Энстону. Репортера он хорошо знал и понимал, как тот дорожит его доверием.

– Итак, – начал Бойс, – вы оба в ожидании – следовательно, вправе кое-что узнать. Я до сих пор так и не принял решение насчет Воэна.

– Полагаю, ваши доводы против него весьма серьезны, – произнес Энстон.

– Да. Однако множество неувязок мешают мне высказаться определенно. Что я хотел бы знать, Мордекай, – продолжил он, обращаясь к Тремейну, – так это мотив, который, по вашему мнению, может быть у Полин Конрой. Мои коллеги внимательно следят за нею, но пока что она ничем не навлекла на себя подозрения.

– А я и не говорил, что у нее есть мотив, – возразил Тремейн, – но если хотите, могу высказать одно предположение. Полин Конрой актриса. Она только и ждет, когда ей выпадет шанс сделать себе имя и триумфально ворваться на самые известные сцены Уэст-Энда. И не просто ждет. Ее гложет тщеславие. Вы когда-нибудь задумывались, на что способна такая женщина?