– Нет, – ответила она, взглянув на первую страницу. – Алексис Кент? Впервые слышу это имя.

Мордекай Тремейн посмотрел на часы.

– Уже почти одиннадцать. Я вернусь к вам через полтора часа, и мы вместе сходим пообедать. Конечно, если у вас нет других планов.

– Если бы и были, я бы отменила их. Вы меня заинтриговали. В любом случае сейчас я ничем не занята, поэтому вы и застали меня дома. Ладно, Мордекай. Следующие полтора часа меня лучше не отвлекать.

Тремейн улыбнулся. Он и не собирался задерживаться у нее, поскольку хотел, чтобы она прочитала привезенную им пьесу целиком, не отвлекаясь на заботы об удобстве гостя. Ему было известно, что полутора часов ей хватит, чтобы проанализировать пьесу. Живой и быстрый ум Аниты был натренирован на решение подобных задач.

Тремейн знал, что самому ему представится более чем достаточно занятий на время ожидания. Лондон неизменно завораживал его. Огромные серые здания, сам воздух города, прочно вросшего корнями в землю, плотное уличное движение, миллионы спешащих горожан, его сила, энергия и поразительное ощущение жизни всякий раз с успехом пробуждали в нем любопытство, и он бродил по этим улицам, широко раскрыв глаза и удивляясь своим невероятным приключениям.

Когда Тремейн вернулся к Аните, она уже ждала его. За обедом в маленьком, но превосходном ресторане на одной из соседних улиц, шеф-повар которого превращал каждое блюдо в шедевр, Анита высказала свое мнение о пьесе.

– Ей недостает зрелости, Мордекай: конструкция непрочная, диалоги надо бы сократить, – и все же в ней что-то есть. В пьесе чувствуется жизнь. Кажется, будто она была написана по горячим следам. События развиваются стремительно, словно выходят из-под контроля, и автор уже ничего не может с ними поделать. Странно, но местами эта пьеса меня пугала.

– Любопытно, – заметил Тремейн. – Весьма любопытно. – Его глаза поблескивали за стеклами пенсне. – Спасибо вам, Анита. Ваше мнение бесценно.

– Мне это было в радость, – ответила она. – Такое чувство, будто я совершила открытие. Я не прочь встретиться с Алексис Кент. Она наверняка незаурядный человек.

– Она? – встрепенулся Тремейн.

– Да, а что? Ведь автор женщина…

– Не знаю. Пока не знаю.

Он беседовал с Анитой Лейн до тех пор, пока она поощряла его – разговоры с ней всегда помогали ему воспрянуть духом, – но в конце концов с сожалением объявила, что ей пора.

– Дел у меня хоть и не много, – объяснила Анита, – но они все-таки есть: нужно закончить статью для «Театрального обозрения». Надо же на что-то жить.

– Простите, – пробормотал Тремейн. – Я совершенно забыл о том, что вам надо работать.

Поезда до Далмеринга ходили часто, эта станция располагалась на одной из основных веток Южной линии, поэтому на вокзале Виктория он прождал всего десять минут. На маленькой станции в конце своего пути он вышел с приятным осознанием, что успеет в «Страну роз» к чаю.

По дороге к дому он встретил Джеффри Маннинга. Тот кивнул и хотел было продолжить путь, но Тремейн окликнул его.

– Минутку, Маннинг! Я как раз надеялся встретить вас.

Маннинг приблизился, держась чуть настороженно. Его дружбу с инспектором Бойсом, иронически подумал Тремейн, местные жители восприняли с одинаковым беспокойством, однако выразили свои чувства по-разному. Опасения Полин Конрой вылились во внезапную демонстрацию радушия, а Маннинг, не обладающий актерскими талантами, реагировал менее двусмысленно.

– Как ужасна эта история с Хэммондом… – начал Тремейн.

– Карен пришлось тяжело, – вздохнул Маннинг. – Говорят, она в полной прострации.

Ему было явно неловко. Он понимал, что это лишь вступление и добродушный с виду мужчина в пенсне, который, по слухам, дружит с самим детективом из Скотленд-Ярда, расследующим убийство, остановил его не ради обмена банальностями.

Тремейн не стал томить его в неизвестности.

– Если не ошибаюсь, – негромко продолжил он, – вы с Филиппом Хэммондом были не в ладах.

Маннинг опешил. На лице у него отразилась паника.

– Кто вам сказал?

– Мой источник сведений неважен, – ответил Тремейн. – Что меня интересует в данный момент, так это выяснить, правда это или нет.

Он смотрел Маннингу в лицо. Тот опустил голову, а потом проговорил:

– Ну хорошо… вы, наверное, все равно уже знаете, так что я могу признаться. Мы поссорились. Но я думал, все уже забыто. Хэммонд больше не упоминал о нашей ссоре, и я тоже.

– Что же стало предметом вашей ссоры?

– Все уже в прошлом.

В его голосе послышались нотки гнева и тревоги, и Мордекай Тремейн понял: Маннинг пытается что-то скрыть.

– Так что же?

– С какой стати я должен отвечать на ваши вопросы? – возмутился Маннинг. – У вас нет права допрашивать меня!

– Разумеется, нет. Но с вашей стороны было бы разумно рассказать мне все, что вам известно. Я гораздо отзывчивее многих – к примеру, полицейских.

– Я встретил Хэммонда несколько месяцев назад в Лондоне, – нехотя произнес Маннинг.

– Вряд ли этого обстоятельства было достаточно, чтобы между вами вспыхнула ссора.

– Я тоже так думал. Но когда вскользь упомянул об этом в деревне, он вдруг вскипел, обвинил меня в том, что я шпионил за ним, и пригрозил выбить из меня дух, если я не угомонюсь. Терпеть это я не собирался. И высказал ему все, что думал.

– Больше вы с Хэммондом не встречались в Лондоне?

– Нет.

– А кто-нибудь еще из деревни видел его там?

– Вряд ли.

– У вас есть какие-нибудь предположения, почему ваша встреча с Хэммондом вызвала у него такую реакцию?

– Да, – кивнул Маннинг, – есть. Он был с женщиной… не с женой.

Тремейн молчал. Он не сомневался, что Маннинг сказал правду. Судя по виду, тот сознавал, что поднес искру к пороховой бочке, и боялся последствий своего поступка. Помолчав немного, Маннинг продолжил:

– По-моему, об этом больше никто не подозревает. Я не говорил о случившемся ни одной живой душе, даже Филлис. И миссис Хэммонд вряд ли что-либо знает.

Смысл этих объяснений был очевиден. Филипп Хэммонд часто уезжал из дома и во время этих отлучек имел связь с другой женщиной. Само по себе то, что однажды его видели не с женой, ничего не означало: этому случаю мог найтись десяток простых объяснений, – но изобличающим фактором стала реакция Хэммонда. Он повел себя как виноватый, как человек, которому есть что скрывать.

Вот это и имел в виду Маннинг. Ему было известно, что Хэммонд ведет двойную жизнь, но изо всех сил старался сделать так, чтобы полиция поверила, будто бы Карен Хэммонд об этом не знала, потому что в противном случае становилось ясно, что у нее был мотив для убийства своего мужа.