восемь, задержали в Благовещенске. Атаман Бочкарёв повернул их обратно на запад… – Тимоха, щурясь, поскрёб волосатый затылок и, взглянув на Кирсана, спросил, не надоел ли грустным рассказом.

– Сказывай, – ответил Кирсан. – На то и язык Богом даден… Ежели не брешешь.

– Боже упаси… Баю, што бывало.

– А чё обратно-то эти эшелоны отправили?

– Да, видно, японцы, они тады хозяйничали там, привечать опасных людей тоже боялись… А што бояться-то было нас, полуживых? Пока возили полуголодных туды-сюды, тысяч шесть померли… Мёртвых выбрасывали ночью на маленьких станциях. Кто помер, кого пьяные конвоиры ради потехи расстреляли… Оставшихся узников со станции Тельма угнали в Александровский централ…

– Батюшки! И тама-ка побывали! Знамо, тепери ничё не срашно, – отозвался Кирсан. – Говорят, кто повидал централ, тот как морской пират, шибко храбр и смел.

– Не знаю, – ответил Тимоха. И братья рассмеялись. Чудно показалось слышать, что знаменитый на полмира суровым содержанием людей мрачный, в два этажа каменный короб, прибавляет храбрости и смелости. Скорее гнева и злости!

– Как же вы там жили-были? – спросил Кирсан.

– Лучше не говорить – мурашки по телу разбегутся… В камерах человек по сорок, раза в два больше, чем должно быть, да ишо крысы ночами…

– Спаслись побегом, што ли?

Тимоха покрутил головой:

– Побегом?! Бачут – из централа никто сам не убегал. И мы надеялись вырваться лишь после того, как прогонят Колчака. Но посчастливилось раньше. Не поверите – помог сам управляющий губернией Яковлев.

– Сам колчаковский наместник?

– Ага. А дело так было. В конце апреля девятнадцатого года он посетил централ и вроде посочувствовал печальной участи его узников – предложил вступить в отряд для борьбы с партизанами…

– Вишь как! Под видом свободы захотел переманить вас в лагерь колчаковцев.

– Выходит, так.

– И што братья-заключённые?

– Единого мнения не было. Одни такой шаг считали предательством, другие, набралось человек сто пятьдесят, с дозволения губернской партийной организации решили согласиться… Отправились по Ангаре на север, к границе Енисейской губернии, где уже началось партизанское движение… И двинулись вместе с партизанами в атаку на колчаковцев.

– Ловко сыграли! – похвалил Кирсан.

– Так и движемся с севера на восток к Байкалу – где нас поколотят, где мы покажем штыки…

Время перевалило далеко за полночь. Кирсан расстелил на полу овчины диких коз и предложил гостям отдохнуть. Те согласились охотно и улеглись, накрывшись своими шубами. Поглядев на них, Кирсан подумал, что, не оставь колчаковское ополчение, где-нибудь и ему на полу в холодной хибаре был бы уготован не лучший ночлег.

Утром разведчики заторопились в дорогу – промешкали, надо было до света пошариться вокруг, чтобы позаприметить подозрительное. Командир в пух и прах разнесёт, если явятся с пустыми руками. Кирсан едва уговорил сесть за стол и попить чаю.

Уже за порогом Тихон, не надеясь, что Кирсан чем-то утешит, сказал:

– У вас тут, Кирсан, место возвышенное и открытое, обозрение кругом далеко. Колчаковских обозов не замечал?

– Временами идут, да рази отседова разберёшь чьи – колчаковские аль партизанские? Не надо бы ни тех, ни других.

– Пока не обойдёшься…

– Да, если к слову… Позавчерашним вечером наблюдал… Вон к той деревушке, Федяевской, мелькали конные и пешие. Может быть… приглядитесь.

– Это добрая примета! – и братья с тощими котомками за пригнутыми плечами, будто неприкаянные странники, направились к намеченному ориентиру.

* * *

Пламя Гражданской войны разгоралось. Скованный в кузнице народного гнева и ненависти к колчаковскому режиму булатный меч грозно вознёсся над всей Сибирью. Множились партизанские ряды, крепла воля ополченцев.

Зыряновская рота «особого назначения» пополнялась – приходили парни с дедовскими дробовиками, тщетно просились подростки – и скоро она стала дивизией сибирского Северо-Восточного фронта. Ударный её отряд под командованием Макара Якимова приблизился к деревушке Федяевской в сумерках спустя двое суток после того, как побывали здесь братья Подзины, и расположился в густом лесу. Перед атакой надо было уставшим ополченцам восполнить силы и осмотреться. Командир отряда собрал помощников договориться о тактике наступления. Последние две операции под Балаганском и Мучной, с окружением противника, прошли успешно. Внезапная вечерняя или утренняя атака, где с пулемётными очередями, а где и с трещотками, и зажим в кольце бросали колчаковцев в панику и, теряя оружие, те сдавались в плен. Что покажет Федяевская?

Говорили, переча друг другу. В конце концов пришли к согласию, что прежде, чем начать операцию, нужны свежие разведданные – те двухдневной давности устарели.

Разведчики возвратились к полночи. И, дивясь тому, что удалось разузнать, рассказывал Тимоха.

– Чудно устроились наши «друзья»… Топят бани, парятся, пьют самогоху, ловят любопытных бабёнок… Похоже, задержались, не чуя скорого конца, надолго.

– Ну и пусть… Нам на руку.

– Да собралось их роты две. Не мене. Кишат ажно мураши в тихом местечке-то. Што забавно – готовятся сёдни отмечать день рождения атамана Тимонкина. Батюшке Андронию из соседней ближней деревни Бейтановской заказали в полночь прослужить молебен во здравие…

– Пышно! – кто-то из взводных подал голос. – Вот и поздравим!

– Теперь понятно, – сказал командир. – Караул по местам! Остальные – на отдых! В атаку – ранним утром! Окружение с трёх сторон, четвёртая – для выхода с кручи на берег Ангары. Вопросы есть?

– Нету!..

* * *

Светало. Пропели последние в эту ночь третьи петухи. Из Бейтановской донёсся запоздалый колокольный напев (звонарь забыл про полночный наказ), и в этот час напутствуемые благословенным звоном партизаны поднялись в атаку. Шли, всё плотнее и плотнее сжимая кольцо и не встречая малейшего сопротивления. Что за фокус? Разом вся деревня – и хозяева, и гости – вымерли, что ли? Или после весёлого застолья спят крепким сном? Только в большом доме-пятистенке местного богатенького крестьянина Луки Скворцова, догорая, светилась керосиновая лампа, и в её бледном свете Якимов видел смутно обрисованные фигуры людей. На бодрые голоса партизан вышел сам поручик Тимонкин и спросил, кто его побеспокоил. Ответу, что партизаны, не удивился.

– Я знал, што придёте, – сказал Тимонкин. – Только напрасно решили наступать… Я приказал своим солдатам оружие сложить…

– Надолго ли?

– Посмотрим… Ежели нас не тронут, то и мы…

На третьи сутки партизанский отряд Макара Якимова, так и не начавший бой в окружённой деревне Федяевской, соединился с подошедшими частями Пятой Красной армии.

* * *

Дотошные историки, привыкшие оценивать события той давней тревожной поры с позиции злодейского противостояния, могут упрекнуть автора в отступлении от правды. Но правда в душе тех, кто мудр дружески протянуть руку и некогда ярому, но покорённому врагу. Да и кто-то рано или поздно всё равно поставил бы золотой крест на чёрной грани.

Глава XXV. Варварина тревога

Привыкла Варвара в любое время года вставать