– Помнит тебя твой попутчик. Не забыл. Скоро увидитесь…

А гадалка, будто была и есть живым свидетелем, всё раскрывала потаённое.

И потекли долгие дни в ожидании встречи.

Временами, когда выдавалось отвлечься от домашних забот, Варвара, размышляя, вспоминала гадание. Не скажи Агна, что Варвара помнит единственный в тот зимний день поцелуй, не поверила бы и сказанному другому.

Глава XXVI. Поверьте цыганке…

Когда в покрытые инеем окна просочился робкий утренний свет, Варвара, присмотревшись, в безмолвно лежавшем на деревянной кровати, накрытом Тарасовым зипуном мужике узнала Фёдора. Батюшки! Кого послал Господь! Он, как таёжник, обросший, в овчинном полушубке и в тёплых бурятских унтах, как положили, так и лежал недвижимо, и лишь редкие глубокие вздохи подавали знак, что жив. Откуда же залетел ты, голубчик? С кем? Не с той ли вороньей стаей, о которой прокатилась, будто колючий клубок перекати-поля, жгучая молва. Что же теперь будет-то, если узнают, кого приютила? Кто поверит, что не сама.

Стуча в окна, подняли только что заснувшую бабу горластые мужики: «Прими раненого!.. Спаси!» Спрашивать, кого, когда на дворе злая стужа, было грешно. А мысль «что будет, если узнают?..» – молотом стучит в виски. Узнают и, грозя расправой за утайку, донесут.

Недавно, не прошла и неделя, приезжал начальник волостной милиции Зитов, собрал рудниковцев в большом пятистенке высланного с семьёй в Туруханск крестьянина Егора Куропаткина и зачитал выдержки из приказа реввоенсовета о том, что…

– семьи не явившихся бандитов неукоснительно арестовываются, их имущество конфискуется и распределяется между верными советской власти крестьянами;

– семья, в доме которой укрылся бандит, подлежит аресту и выселению из губернии, имущество конфискуется…

– семьи, укрывшие членов семьи или имущество бандита, рассматривать как бандитские и старшего работника этой семьи расстреливать на месте…

Не просто так приезжал большой волостной начальник – значит, вокруг Рудника и, бог весть, куда дальше, идёт война. Красноармейцы по всей Сибири дерутся с колчаковцами. Люди одной веры, живут на одной своей земле, а враждуют… Ну, тут идут друг на друга два ополчения. И вовсе уж уму непостижимо – подняли руку друг на дружку мужики-крестьяне. Им-то чего не хватает? Не понимает Варвара, и кажется ей, что дружелюбных сибиряков подстрекнули к бойне чужие, издалека люди. Подстрекнули, чтоб они, мёртвые, не смогли подняться на защиту родной земли…

Варвара успокоилась – будь что будет! Двум смертям не бывать… Торопясь, вышла во двор. Позвала промычавшая корова. Подумала, что Красулька ходит последнее время, собралась телиться – посмотрела: нет, рогом подцепила висевшую на заборе мешковину, мотает головой, а сбросить не может.

– Дурёха! Кака холера это тебе надоумила? Стой! – ругает Варвара, храня в душе ласку к своей кормилице. Сдёрнула лохматину, набросала сена. – Ешь, проказница. После напою, вода подогревается…

Фёдор очнулся и, осмотревшись, удивился: куда занесло? Светлые окна, высокий потолок. Крашеные стены – представились не во сне. Видит наяву… Странно! Должен быть в низенькой, окраинной на заимке Силкиной, полуживой избушке! И в мгновение в просветлённой голове, связываясь отрывками, встала такая картина… Его отряд, как успели уже окрестить в народе градовских абреков-ратоборцев, двигался по Бумашкинской пади в сторону Подкаменского на подмогу восставшим мужикам и наткнулся на засевших в берёзовом перелеске возле Сватковской заимки чоновцев. Перестрелка длилась часа полтора. Сгустились сумерки. Растворились в темноте цели – палили в азарте (встретились впервые) наугад. Потому, как часто раздавались выстрелы из перелеска, Фёдор понял, что его абреков-щитоносцев значительно больше, чем чоновцев, и приказал перелесок окружить, оставив проход для выхода на заимку. Сдавайтесь, храбрые гаврики, если хотите остаться живыми, или перестреляем, как воробьёв на гумне! Молчат, сдаваться не помышляют – не для того пошли в часть особого назначения. Умри, а не покорись!.. Фёдор пошёл по цепи посмотреть, как устроились его ополченцы в ожидании решительной схватки. Громыхнули подряд несколько выстрелов. Фёдор упал, уткнувшись головой в снежную заметь…

Что было дальше, узнает от приехавших помочь ему волостного фельдшера, худощавого, с седой козлиной бородкой старичка Арсентия Карпыча и сопровождавших его двух ополченцев.

* * *

Вернулась Варвара. Заметив, что Фёдор лежит с полуоткрытыми глазами и если заговорить, то отзовётся, спросила:

– Не спите, сударь?

– Давно уж. Лежу и думаю, где?

– В моём доме, сударь. В Руднике.

– В Руднике?! Неужели?

– Да, сударь.

– А вы што – Варвара Петровна?

– Представьте: так, сударь. Скоро забыл… Не виню. Мужчины почему-то всё скоро забывают, – она, улыбнувшись, легко вздохнула и подошла поближе. – Посмотри, может, узнаешь.

Фёдор тяжело повернул голову и шире открыл сонливые глаза.

– Да, милая, вспомнил… Простите… Да я и не забывал… Заезжий дом в Подкаменском. Раннее утро. На столе горячий самовар и вы за столом, молодая красивая дама… Потом зимняя дорога… Еду в кошёвке рядом с прекрасной дамой и при расставании успел её поцеловать. Было такое?

– Было… Был ещё и ночной разговор у костра на Медвежьей поляне. – Варвара заслонила улыбчивое лицо своё уголком косынки. – Тоже помнишь?

– В сердце. Навеки.

– Неужели?

– Правда. Поверь – и мне станет веселее. – Фёдор помолчал, а потом, будто на первом свидании, притаённо вздохнув, сказал: – Вижу, ты ждала этой встречи…

– Подруга Агна, цыганка, говорила, што будет…

– Такая безвестная, вроде бы заявился какой-то мужик – принимай, хозяйка, дорогого гостенька.

Варвара рассмеялась:

– И такой радоваться надо…

– Ага… И её, угадай пуля в сердце, могло не быть. Прошла сквозь предплечье…

– Рана-то болит?

– Когда лежу недвижимо, утихает…

– Помочь? У меня трав всяких много.

– Пока не надо – рану забинтовали…

– Поправляйся… Дай бог, штоб беду отнесло мороком, – и спохватившись, будто что-то забыла, спросила: – А ты знал, што ли, што я живу в этом доме?

– Нет.

– Как же тогда вот так?

– Не знаю. А ты?

– Есть, видно, тайная дорога. Она и привела, – подумав, весело взглянула на Фёдора. – Души наши ищут друг друга.

– Наверно, – вполголоса ответил Фёдор.

… Вечером двое ополченцев, два видных дюжих парня, привезли из волости фельдшера, худенького старичка Арсентия Иваныча. С морозу, тряся козлиной бородкой, едва отогревшись, он принялся за своё дело. Рана показалась ему не опасной, без признаков осложнения, и просил больного всячески соблюдать меры предосторожности. Наставление – каждодневно менять луковые повязки и постоянно пить настой трав – больше касались Варвары Петровны, ей надлежало следить за больным, как настаивал Иваныч, недели полторы, так как перемещение его куда-либо может сказаться плохо. От посторонних глаз переместили Фёдора в дальний угол избы и прикрыли занавеской. Набирайся сил, атаман, в тепле и покое!

Довольного содеянным Иваныча и ополченцев Варвара попросила за стол. Пока пили чай, парни