рачительным отношением к семейным финансам, стал давить на супругу, чтобы та напомнила Вике про их обязательства, однако, позвонив подруге, Ольга услышала только об очередных непредвиденных трудностях и обещание вернуть долг на днях. Так прошло еще две недели, в течение которых Ольга под нажимом мужа несколько раз созванивалась с Викой, постоянно слыша одно и то же, пока та в конце концов не огорошила ее сообщением, что синтезатор сломался.

Синтезатор был на гарантии, и пришлось ждать, когда друзья сдадут его в магазин, после чего Ольга вновь обратилась к Вике за долгом, но та, пожаловавшись на финансовые трудности, опять попросила отсрочку. Это привело Юрия в крайнее негодование, и, потеряв всякое терпение, он позвонил Ринату. Меньше всего хотелось ему ввязываться в это дело, но, зная кроткий и уступчивый характер жены, попросту неспособной противостоять наглой хваткой натуре Вики, он вынужден был вмешаться. Ринат же сообщил, что готов вернуть долг хоть сейчас, если друг приедет за ним, и он сразу поспешил к Гатауллиным.

Сев за руль и только отъехав от дома, Юрий понял, что взвинчен до предела. Злости его не было границ. Он злился на Ольгу, умудрившуюся согласиться на рассрочку платежа и в дальнейшем неспособную проявить твердость и настойчивость; злился на Рината, который, сославшись на занятость, отказался привозить долг, однозначно дав понять, что деньги нужны Юрию, а значит, он и должен за ними приезжать; и больше всего злился на Вику, полтора месяца морочившую супруге голову. Злость бурлила в нем, но, почувствовав и осознав ее, он тут же принялся обстоятельно взвешивать и анализировать ситуацию.

Юрий не мог позволить себе озлобляться. Давно уже пришел он к ясному пониманию, что злость была не только совершенно бесполезной и контрпродуктивной эмоцией, но, кроме того, лишь отравляла ему жизнь. Являясь достаточно культурной личностью, Юрий был не в состоянии выплеснуть свою злость на источник происхождения и в итоге либо томился невозможностью ее реализации, либо вымещал опосредованно на самых близких людях — на супруге и дочке. И то и другое было мучительно тяжело для него, и потому, ощущая злость, он старался сразу же выявить истинную ее причину, а найдя таковую — исключить возможность ее появления в дальнейшем.

«Нет, мои нападки на Олю несправедливы, — размышлял за рулем Юрий. — Я не могу злиться на нее из-за того, что она отдала синтезатор без полной оплаты. Что ей оставалось делать, когда ее поставили перед фактом, приехав без денег? Отказать означало бы открыто, прямо в глаза усомниться в честности друзей, обещавших расплатиться на днях, а для Оли, с ее патологическим страхом обидеть другого человека, такое поведение просто неприемлемо, точно так же, как неприемлемо давить на Вику, требуя вернуть долг. Моя злость на жену необоснованна и является лишь следствием того, что мне удобно переносить ее на близкого человека, готового все принять и стерпеть. Оля ни в чем не виновата, а виноваты Гатауллины. Каким же бесстыдством надо обладать, чтобы приехать за вещью без денег, а потом совершенно забыть о долге?! За полтора месяца ни разу сами не позвонили объясниться по поводу задержки! Их это вообще не беспокоило! Да они и не находят в этом ничего дурного. Просто забыли о долге, и все — ведь так удобно. Говорить же им что-то по этому поводу бесполезно: они еще упрекнут меня в том, что я сомневаюсь в их готовности вернуть деньги… Да и чего можно было ожидать от Вики, которая всегда жила под опекой: сначала родительской, потом полностью на иждивении Рината. Она же за тридцать лет не проработала и полугода — откуда у нее могла развиться ответственность за собственные действия и поступки? У Вики мировоззрение подростка, взявшего что-то у друга, а затем придумывающего отговорки, стараясь оттянуть время в несознательной надежде, что все забудется и отдавать вещь не придется вовсе. Ха, пяти тысяч у них не было! Это смешно! Еще час назад Вика говорила Оле, что денег нет совсем, а когда я позвонил Ринату, то оказалось — есть… А тот тоже хорош — наотрез отказался привезти долг. Занят он. Ну что за наплевательское, хамское поведение!!!»

Юрий был возмущен безответственным неуважительным отношением друзей к себе и Ольге, но даже и не думал выражать им свое недовольство. Он не хотел создавать лишнее напряжение, доказывая Гатауллиным их неправоту, потому что знал — это было бесполезно. Они бы не поняли его. Вместо этого Юрий искал что-нибудь, что позволило бы исключить возникновение подобной крайне неприятной и обидной ситуации в будущем. Ему нужен был какой-то вывод, и в данном случае вывод был очевиден.

«Ничего бы такого не случилось, если бы мы нашли покупателя через объявление, — рассуждал он про себя. — Незнакомый человек никогда бы не приехал за покупкой с тысячей, обещая отдать остальные пять в ближайшее время. А если бы синтезатор сломался, хоть даже на следующий день, ему бы и в голову не пришло предъявлять претензии и обвинения, которые сыпались от Вики, тем более что купленный предмет был на гарантии… Пускаясь в дела с людьми, которые хоть сколько-нибудь близки тебе, невозможно рассчитывать на рациональное, конструктивное, непредвзятое отношение: в таком случае их степень восприятия ответственности неизбежно снижается. Поддаваясь же корыстным и эгоистическим проявлениям, они волей-неволей пытаются воспользоваться твоей лояльностью, особенно если их порядочность и без того оставляет желать лучшего».

Думая обо всем этом, Юрий некоторое время еще досадовал на себя за то, что, соблазнившись заманчивой перспективой, согласился с предложением супруги продать синтезатор Гатауллиным, но постепенно успокоился, лишь снова и снова повторяя давно известный ему принцип, которым он так неосторожно пренебрег: по возможности не связываться с друзьями и родственниками делами, где присутствовал бы хоть какой-то материальный интерес.

Глава IV

— Давай, заходи! — отдав долг, принялся приглашать друга Ринат.

— Нет-нет. Я домой.

— Ты что? Проходи!

— Не-ет, Ринат, я поеду. Скоро Оля с работы вернется, — с виноватым видом проговорил Юрий.

— Бро-ось! Приехал и даже не посидишь, что ли?

— Не могу. Правда.

— Проходи, — запирая дверь, категорически сказал Ринат.

— Только ненадолго, — умоляюще взглянул на друга Юрий. Как ни хотелось ему не проходить, он вынужден был согласиться, почувствовав, что уйти сейчас и вправду было бы некрасиво.

Он не был у Гатауллиных с прошлого года, но с тех пор в квартире друзей мало что изменилось. Стены в коридоре оставались голыми, лишь шпатлеванными, лампочка свисала с потолка на двух проводах, отверстия для розеток зияли торчащими наружу обмотанными изолентой