Слышатся торопливые шаги Розы по лестнице. В комнату врывается скачущий луч фонарика, и, когда следом появляется Роза, он так быстро скользит в нашу сторону, что ослепляет нас обоих. Мы с Квинтом заслоняем лица руками и вскрикиваем, как вампиры, столкнувшиеся с внезапным потоком солнечного света.

Роза опускает телефон.

– Из-за поваленного дерева обрыв на линиях электропередач. Я видела монтеров на дороге. Они уже работают. Что, электричества не было всю ночь?

– Ага, – отвечает Квинт. – Вырубилось вскоре после того, как мы сюда приехали.

Роза издает сочувственный стон:

– Бедные дети! Если бы я знала…

Она замолкает. И что бы она сделала? Послала за нами группу спасателей?

– Мы в порядке. – Квинт потирает глаза. – Хотя почти не спали.

– Совсем не спали, – поправляю я. – Количество нашего сна измеряется отрицательным числом.

Квинт смеется, и я тоже хихикаю. Наши сонные мозги находят что-то веселое в этой фразе.

Роза мечется взглядом между нами, немного обеспокоенная.

– Мы в порядке, – повторяет Квинт, теперь решительно.

– У нас все отлично, – говорю я. И тут же краснею, гадая, как много может рассказать слово «отлично» о ночи, что мы провели вместе. Вмещает ли оно семь часов исповедей, признаний и поцелуев? Так. Много. Поцелуев.

И все равно…

Не.

Достаточно.

Поцелуев.

– Ты проверила животных? – спрашивает Квинт, хотя мы оба слышали, что она только что вошла.

– Нет. Я решила сначала убедиться, что с вами все в порядке.

– У вас случайно нет зарядного устройства? – спрашиваю я, показывая свой мертвый телефон. – Мне бы позвонить родителям.

– Боюсь, что нет. Но ты можешь воспользоваться телефоном внизу.

Я хмурюсь:

– Электричество же отключено.

У Розы такой вид, будто она еле сдерживает смех.

– Да, милая. Стационарные телефоны работают, даже когда отключается электричество.

– Что? Как?

У меня отвисает челюсть, и я поворачиваюсь к Квинту.

– А ты знал об этом?

Он качает головой и выглядит таким же озадаченным, как и я.

– Понятия не имел. Похоже на…

– Магию!

Он вскидывает руки вверх, завывая:

– Магия!

Я снова хихикаю.

Роза откашливается:

– Ну, ладно. Пруденс, иди, позвони родителям. Квинт… а почему ты в полотенце?

– Мы вымокли до нитки. Наши вещи в сушилке, но она не работает.

– Если только… – ахаю я. – А сушилки тоже могут работать без электричества?

– Нет, – отвечает Роза.

Я разочарованно щелкаю пальцами.

Я спускаюсь в вестибюль и звоню родителям, чтобы сказать им, что со мной все в порядке, что скоро вернусь домой, и что мой телефон выключился. Мама напоминает мне, чтобы я была осторожна на велосипеде – дороги еще подтоплены, – но, вообще она, кажется, не слишком обеспокоена. Иногда я думаю, что такова судьба старшего ребенка в семье. Или детей, в случае близнецов, как мы с Джудом. Никакого сюсюканья, никакого вертолетного воспитания[59], никакой паники после отбоя. Мы предоставлены самим себе, и сами можем о себе позаботиться. Но сейчас я очень благодарна им за эту автономию. Если бы мама настояла на том, чтобы приехать за мной, когда бушевала буря, я бы пропустила самую удивительную ночь моей жизни.

Вешая трубку, я слышу на лестнице тяжелые шаги. Квинт тащит нашу огромную кучу одеял обратно в кладовку. Увидев меня, он замирает. Его волосы растрепаны, а лицо слегка опухло от бессонной ночи.

Я улыбаюсь ему, внезапно испытывая смущение. Он улыбается в ответ, застенчиво и в то же время нетерпеливо.

Меня так и подмывает схватить одно из этих одеял, накинуть его нам на головы и…

Его глаза темнеют, словно он догадывается, о чем я думаю. Словно его это вполне устраивает.

Но тут я слышу, как Роза спускается по лестнице следом за ним, и мы отшатываемся друг от друга.

– Тебе помочь? – предлагаю я.

– Там еще осталась пара одеял.

Я прохожу мимо Розы, поднимаясь наверх, когда над нами внезапно вспыхивает свет, и в здание возвращается привычный гул техники. Оживают кондиционер и холодильник в комнате отдыха.

– Ага. – Роза широко улыбается. – Так-то лучше.

Нет, хочется мне крикнуть: «Ничуть не лучше!»

Но я лишь улыбаюсь ей в ответ и иду за одеялами. Когда я присоединяюсь к Квинту в прачечной, сушилка снова работает, и он деловито складывает наши одеяла. На самом деле они совсем не грязные, так что не нуждаются в стирке. Я бросаю свои одеяла в кучу на полу и берусь помогать ему. А наши глаза исполняют сложное танго – кто бы знал, что они на такое способны? Я поднимаю взгляд, он отворачивается. Он поднимает глаза. Наши взгляды встречаются. Мы оба отступаем назад.

Он сглатывает.

– Ну, какие планы на сегодня?

Я планирую провести остаток дня, разбирая по косточкам прошлую ночь, анализируя каждое сказанное тобою слово, вспоминая каждое прикосновение, теряя сознание от каждого поцелуя, пока не растекусь сладкой лужицей в форме Пруденс. Вот что я хочу сказать.

Но вместо этого говорю:

– Поехать домой, принять душ, а потом, возможно, попробовать поспать несколько часов.

– Хороший план, – отвечает он, хотя смотрит на меня так, будто знает правду.

Я не хочу спать. Я больше никогда не усну. Что, если сон смоет те блаженные часы нашей близости?

Как только одеяла убраны, мы выходим во двор, чтобы посмотреть, как прошлую ночь пережили животные. Еще достаточно рано для прихода волонтеров, так что в Центре только мы и Роза. Она уже усердно работает метлой, сгоняя лужи воды в бассейны.

Во дворе ужасный беспорядок, особенно там, где затопило бетонные платформы. Тюлени могли бы плавать здесь кругами, если бы в воду не нападало столько грязи и обломков. Повсюду палки и ветки, листья пальм и даже содержимое мусорного бака, опрокинутого ветром. Одна из секций сетчатого забора покорежена огромным упавшим суком.

– На уборку уйдет несколько дней, – говорит Роза, останавливаясь и опираясь на ручку метлы. – И еще забор… надеюсь, страховки хватит, чтобы его починить.