что вы в бегах, поэтому мне пришлось сделать несколько телефонных звонков. Мистер Джексон скоро придет. Джефф Дракс тоже.

– Джефф? О нет…

Она распрямилась и заговорила – печальным, почти извиняющимся тоном.

– Начав наводить справки о вас, они быстро выяснят, что вы были друзьями. Мне пришлось позвонить мистеру Джексону на работу. Обычно мы этого не делаем, ведь нельзя знать, какие телефоны на госслужбе прослушиваются, но случай экстренный.

– Как насчет другого члена ячейки – Бордмана из Министерства по делам Индии?

– Его предупредили. Но насколько нам известно, на него они выйти не смогут. – Наталия села напротив, устремив на Дэвида сосредоточенный взгляд ясных миндалевидных глаз. – Прошу, расскажите обо всем, что случилось сегодня. – Она сидела и невозмутимо слушала объяснения Дэвида, время от времени кивая. – Та женщина, Кэрол… – сказала Наталия, когда он закончил. – Вы уверены, что она ничего не знает о случившемся?

– Да. Но… ее могут снова допросить. Это она предупредила меня. Они заставят ее признаться.

– При удаче она отделается тем, что лишится работы. Если ей ничего не известно.

Дэвид тяжело вздохнул:

– Человек, с которым я говорил по телефону, сказал, что за Сарой пошлют кого-нибудь. Это всегда было частью уговора: если что-нибудь случится, вы ей поможете.

– Поможем.

– Жаль, что ее не оказалось дома…

– Вам не следовало ехать туда, вы же знаете, – сказала Наталия с мягким упреком.

– Я не знал, что еще предпринять. Если бы тот человек ответил на звонок сразу…

– Да. Раз ему понадобилось выйти, он обязан был оставить кого-нибудь вместо себя. Он совершил ошибку.

– Не получив ответа, я не знал, что и думать. – Дэвид уныло улыбнулся ей. – Я как-то привык думать, что вы непогрешимы.

– Непогрешимых нет. Это касается и нас, и их. Им следовало сообразить, что та женщина, Кэрол, может пойти и предупредить вас. Вот только на этот раз они переоценили силу страха. – Наталия бросила на него один из своих долгих, прямых взглядов. – Надо полагать, эта женщина очень расположена к вам.

– А я взял и утянул ее в трясину следом за собой. Утянул всех, правда ведь? И все потому, что положил не в ту папку тот чертов документ.

– Как я уже сказала, непогрешимых нет. Вопрос в том, что за нить привела их к вам?

– Все указывает на Фрэнка Манкастера, разве не так? Им удалось его разговорить.

– Боюсь, это возможно.

– Выходит, все наши старания пошли прахом. – Дэвид обхватил голову руками. – Бедный чертяка Фрэнк.

Наталия не стала возражать, лишь сказала мягко:

– Сочувствую. Тяжело, когда есть личные привязанности.

Дэвид вскинул на нее глаза:

– А у вас их нет?

Наталия достала сигарету из лежащей на столе пачки.

– Больше нет. – Она посмотрела ему в глаза. – Из тех, кто мне был дорог, не осталось никого. Это еще один фактор, который враг не принял в расчет, – он не оставляет людям ничего, кроме борьбы. Так происходит сейчас в России.

Дэвид указал на батальную сцену:

– Вы не сняли эту картину.

– Когда брат вернулся из России, то рассказал о последнем бое, в котором участвовал, – сказала она. – Он получил тяжелое ранение в ногу, почему его и отправили домой. Он мало говорил о пережитом, так невыносимо это было, но как-то ночью ему стало очень плохо, и он разоткровенничался. – Голос ее стал монотонным, скрывая за собой бог знает какие чувства. – В сорок втором году, во время Кавказского наступления, русские обороняли сильную позицию, и Петр стал свидетелем смерти множества своих товарищей. Там, вдалеке, изображены Кавказские горы. Теперь они все под немцами.

– Я не знал, что ваш брат вернулся. Думал, он погиб.

– Нет. Ему раздробило ногу, в полевом госпитале не оказали должной помощи, и он навсегда остался хромым. Но сильнее всего пострадал его рассудок. Некоторые смогли пережить войну и не тронуться умом, а Петр – нет.

Дэвид кивнул:

– Да, война навсегда остается с тобой. Именно по той причине, что я побывал в Норвегии, мир с Германией казался мне благим делом. По примеру всех других дураков, я мечтал о мире.

– Хотя вы наполовину еврей.

– Как я вам говорил, мы тщательно это скрывали, – отозвался он с горечью. – Долгое время мне почти удавалось утаивать это от себя самого. – Дэвид помедлил. – После того нашего разговора я часто задумывался: не мог ли кто-нибудь из моих родственников, двоюродных или троюродных братьев и сестер, оказаться в тех поездах, о которых вы рассказывали. Мне становилось стыдно.

– Почему? Потому что вам удалось избежать тех поездов и новых английских лагерей? Стыдиться нечего, – с жаром заявила Наталия. – Не вы виноваты в том, что в силу обстоятельств оказались на особом положении. И вы сражаетесь против них – против фашистов.

Дэвид уныло улыбнулся:

– Плачу по долгам, да? Когда антисемитские законы стали действительно жестокими, я впервые почувствовал укол совести. И видимо, поэтому решил примкнуть к Сопротивлению. Все думают, наверное, что я еще один старомодный англичанин, возмущенный происходящим. Но я не такой – для меня это личное.

– Это личное для каждого из нас так или иначе, – промолвила Наталия.

– Вы имеете в виду своего брата?

Пошел доверительный разговор, они придвинулись ближе друг к другу. В углу комнаты тихо шипела газовая горелка.

– Отчасти. Когда он вернулся, я выхаживала его дома. Отец помогал, но в том же году умер. Остались я и Петр. Он никуда не выходил, чувствовал себя спокойно только дома, но даже там боялся, что кто-нибудь – русские или немцы – придет и убьет его. Убьет не за что-то конкретное, а просто потому, что убийство сделалось главным занятием людей. Невероятно, но Петр настолько боялся умереть, что в итоге покончил жизнь самоубийством: выбросился из окна нашей квартиры. Мы жили на четвертом этаже. Сделал то, что попытался совершить ваш друг Фрэнк.

– Мои соболезнования. – С минуту они помолчали, потом Дэвид спросил: – Что случилось с Фрэнком?

– Мистер Джексон, наверное, знает больше.

Дэвид посмотрел на нее, потом сказал:

– Вы ненавидите фашистов, и тем не менее у вас был жених-немец.

Наталия поджала губы:

– Он не был нацистом. И был не просто моим женихом – я вышла за него замуж. С точки зрения закона, я гражданка Германии. Не уверена, что я соответствовала расовым критериям, но тут нам удалось смухлевать – так это называется, да. Смухлевать. – Она указала на свои глаза. – Монголы достигли окраин моей родины, и в течение веков она являлась частью Османской империи. След тех давних времен – азиатская кровь во мне. – Женщина улыбнулась. – Я заметила, что вы обратили на это внимание. – Ее