Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Страх охватил Сару с головы до ног, словно ее окатили ледяной водой. Немец.
– Вы хотите сказать, что… что они считают Дэвида кем-то вроде шпиона?
– У них на столе лежало его личное дело. После того как меня отпустили, я позвонила Дэвиду, чтобы предупредить. Немца ведь не станут присылать по пустякам, правда? Я не спрашивала у Дэвида, совершил ли он что-нибудь, я не хочу этого знать. Но и отрицать он не стал. – Кэрол печально покачала головой. – На самом деле он вообще ничего не сказал.
– Вы с моим мужем встречались когда-нибудь по вечерам? – спросила Сара тихо.
– Нет. Никогда. Клянусь.
– Он уходил куда-то. Больше года. Говорил, что играет в теннис, и у меня стали… стали возникать подозрения.
Голос изменил Саре. Кэрол наклонилась к ней:
– Сейчас ему нужна ваша помощь.
– Боже правый. – Сара зажмурила глаза. – Они вызывали Дэвида на допрос?
– Не знаю. Я сказала, что ему надо уходить, но что было дальше, мне неизвестно.
– Так они могли его арестовать?
– Не знаю. Могу только сказать, что мистер Дебб, мой босс, сообщил о намерении полицейских еще раз поговорить со мной завтра. Меня вызовут.
– Так, значит, Дэвид может находиться под арестом?
– Я же вам сказала, что не знаю. Но если он ушел, то разве не вернулся домой?
– Меня сегодня не было целый день. – «Из-за тебя», – хотелось добавить Саре. – Мне пора возвращаться. Он может быть там.
– Да, – быстро согласилась Кэрол. – И даже если его нет, он может позвонить.
Сара посмотрела на нее. Странное дело: они оказались на одной стороне.
– Почему вы помогли ему сегодня? – спросила она. – Вы же ставите себя под удар.
– Я знаю, что он хороший человек. И если что-то сделал, то потому, что считает это правильным.
– А вы считаете это правильным? Чтобы государственный служащий шпионил против правительства?
Кэрол грустно улыбнулась:
– Я очень далека от политики. Мы с Дэвидом никогда не обсуждали ее. На госслужбе об этом не говорят, разве только с теми, кого очень хорошо знаешь. Мне не нравится многое из того, что делается сейчас, кое-что я ненавижу. Но приходится с этим мириться. Разве не так происходит с большинством людей? Они предпочитают… вынуждены мириться. Моя мать… Ну, вы ее видели. И если альтернативой Бивербруку и Мосли является революция, я не уверена, что меня это устроит. Я не храбрая, не такая, как Дэвид.
– Я всегда была пацифисткой, – сказала Сара. – И не одобряю насильственные методы Сопротивления. Но недавние события…
– Да. Евреи, депортации, принуждения. Это ужасно. – Кэрол помедлила и спросила: – Как вы думаете, Дэвид в самом деле шпион?
– Это способно многое объяснить. – Сара резко встала. – Мне пора идти.
Кэрол сделала шаг в ее сторону, потом остановилась и провела ладонью по лбу.
– Не знаю, стоило ли рассказывать вам все это. Но я должна была так поступить. Вы передадите ему то, что я вам сказала?
– Думаю, теперь я обязана. – Настал черед Сары хохотнуть. – Я пришла сюда с твердым намерением выяснить правду, но получила больше, чем ожидала, – так часто бывает, да?
– Да. – Кэрол грустно улыбнулась. – Но вы… вы должны сейчас помочь ему.
– Да, я должна.
Сара посмотрела на Кэрол. Она больше не злилась и поймала себя на мысли, что при иных обстоятельствах они могли бы подружиться. Но когда Кэрол порывисто протянула руку, Сара коротко мотнула головой, понимая, что Кэрол отняла бы у нее Дэвида, если бы смогла.
Кэрол проводила ее.
– Удачи, – сказала она на пороге. – Вам обоим.
Кивнув, Сара пошла прочь, потом повернулась и сказала:
– Спасибо вам.
Сара вернулась домой. Час пик закончился, вагоны шли полупустые. Она смотрела невидящим взором на стены туннеля. Предположение о том, что Дэвид работал на Сопротивление, выглядело очень правдоподобным. Допуская это, она чувствовала обиду и злость за то, что он скрывал все от нее, навлек опасность на них обоих. Потом она представила его сидящим в каком-нибудь полицейском участке, может, даже в Сенат-хаусе, где, по слухам, эсэсовцы пытали людей. От мысленного образа Дэвида, томящегося за решеткой, избитого и сломленного, она чуть не разрыдалась в голос.
По пути домой от станции «Кентон» Сара впервые за последнее время принялась думать и анализировать. За домом могут следить. Если так, где-то поблизости должна стоять машина. Что делать, если машина там? Убегать нет смысла – ее поймают, и попытка скрыться станет доказательством вины. Нет, она войдет в дом. Но если Дэвида там нет? Он мог заглянуть, пока ее не было. Нужно посмотреть, не взял ли он что-нибудь из вещей. Что дальше? Она бы отдалась на милость Айрин. Тут Сара вспомнила про Джеффа. Надежного, преданного Джеффа. Если Дэвида нет дома, она поедет в Пиннер.
На обочине она увидела несколько автомобилей, но ни один не стоял у самого дома, и все, похоже, были пустыми, хотя в тусклом желтом свете фонарей трудно было разглядеть как следует. В доме не горел свет, шторы не были задернуты. Сара отперла дверь и переступила через порог. Все было тихо и спокойно. Лондонский телефонный справочник лежал там, где она оставила его этим утром. Она прошла в кухню и щелкнула выключателем. А потом вскрикнула.
За кухонным столом сидели двое мужчин, дожидаясь ее в темноте. Сара заметила, что задняя дверь взломана. Один из мужчин, лет тридцати пяти, был высоким и худым, со злым, жестким лицом. Другой – постарше, полный, с грустной, одутловатой физиономией и нечесаными светлыми волосами. Он уставился на нее холодными голубыми глазами: жуткий, пронизывающий взгляд. А потом заговорил, и Сара сразу уловила немецкий акцент.
– Добрый вечер, миссис Фицджеральд, – сказал он: не сердито, скорее печально.
Глава 32
Подойдя к станции «Кентон», Дэвид понял, что не хочет входить в метро: он знал, что у людей из Сопротивления гораздо больше возможностей спасти Сару, но чувствовал, что, уходя сейчас, окончательно предает ее, а также бесповоротно расстается с прежней жизнью.
Прежде ему не доводилось посещать Сохо посреди дня. Район казался более серым, более заурядным: узкие улицы, загроможденные в это время прилавками торговцев овощами и фруктами. Кофейня в переулке была закрыта, сам переулок выглядел при дневном свете еще более блеклым. Дверь с двумя звонками, как заметил Дэвид, некогда была зеленой, но большая часть краски давным-давно облупилась, из-под нее выступили старые крепкие доски. Он нажал на звонок Наталии.
Никто не ответил. Он подождал,