Он понимал. Он смотрел на лицо Инны, накотором, как всегда при воспоминании о сгоревшей даче, появлялось обиженноевыражение, и она знала, что Дебрский чувствовал себя в эти минуты гнуснымнегодяем. Ей-богу, он гораздо больше переживал не из-за спокойнораспланированного убийства Нины, а из-за того, что Инне пришлось пожертвоватьсвоей «любимой игрушкой», этой прелестью, доставшейся ей от родителей, памятьюо них… Конечно, при тех перспективах, которые перед ними открываются, дажесамая миленькая дачка – просто жалкая хибара, у них скоро будут в карманелучшие отели мира, они даже вполне смогут позволить себе дом в каком-нибудьтихом и живописном уголке Франции, если уж так захочется жить на природе. Ноэто – потом, это – в будущем, вдобавок оно грозило никогда не воплотиться внастоящее из-за бестолковости и криворукости двух недоумков, которые раз заразом упускали Нину. А теперь еще и «Ладу» разбили, сволочи!

Инна резко встала – и испуганно шарахнулась отчужой фигуры, метнувшейся по коридору. Не сразу она сообразила, что это ееотражение в зеркале. В квартире живого места от зеркал не было, раньше она немогла налюбоваться собственным отражением, а теперь только мельком взглядывалав это осунувшееся, напряженное лицо – и спешила поскорее отвернуться.

Осунешься тут, пожалуй…

Но самое смешное, что Антон оказался прав!Ведь в конце концов именно он покончил с Ниной – однако какую ужасную ценузаплатил за это… Инна до головной боли искала разгадку той невероятнойслучайности, что Нина так своевременно оказалась в его машине. Это былакакая-то фантастика или дар судьбы! Ведь когда Жека позвонил в ту ночь откуда-тос заволжской трассы и дрожащим голосом сообщил, что они не довезли Нину доГорьковского моря, потому что машину остановил патруль и им чудом удалосьбежать, однако Нину менты освободили, – казалось, что все кончено иостается поскорее отказаться от всех своих бредовых замыслов, проститься снесбыточными мечтами.

Антон даже не сказал ничего, выслушавсообщение Жеки. Люто блеснул глазами – и выскочил из квартиры, понесся куда-тосломя голову. Как Инна пережила ту ночь и следующий день, ничего не зная онем, – даже сейчас страшно все это вспоминать. А потом, вечером, увидела в«Итогах дня» сюжет о катастрофе на Чкаловском шоссе: водитель «Форда» тяжелоранен, а его пассажирка сгорела заживо, так же как неизвестный шофер джипа…

Но вот прошла неделя, а она все еще не знаетникаких подробностей об этой ночи. Антон ничего не вспомнил – во всяком случае,он так говорит.

Инна резко отвернулась от очередного зеркала.Она уже и на себя-то поглядывает недоверчиво, что ж странного, если не доверяетАнтону?

Нет, это странно! Это дико!

Даже когда между ними впервые встала смерть –нечаянное убийство Соньки, – это их не испугало. Вместе придумали план,вместе уговаривали Риту не менять показания, убеждая, что ей никто не поверит,что все равно придется сидеть, но она только испортит жизнь Антону: его уволятс работы, а это не сможет не сказаться на благополучии Лапки. Ведь Рита неочень хорошо помнит, что произошло с Соней… Может быть, это было так, а может,и не так, кто знает…

Была пьяна? Была. Не соображала, что делает?Не соображала! И даже если она будет стоять на своем, совсем не факт, что судвсерьез воспримет эти новые показания. А вот если промолчит…

Если Рита промолчит, Антон сделает все, чтобычерез эти пять лет, которые ей дадут – не больше, точно, что не больше! –она вышла из тюрьмы состоятельной женщиной. Двадцать тысяч долларов – это жбаснословные деньги для женщины, которая захочет начать жизнь с чистойстраницы!

Конечно, Антон не мог сказать это Ритеоткрытым текстом. Но ведь Инна была ее адвокатом… Она была хорошим адвокатом иделала все, чтобы облегчить участь этой несчастной в общем-то женщины, ккоторой у нее сначала не было никакого зла, а даже проблескивала жалость. Онапередала Рите предложение мужа и надеялась, что в ее голосе звучит при этом истинноесочувствие.

Инна была готова к тому, что Рита начнетторговаться за свою свободу – это вполне естественно! Они с Антоном решили, чтопять тысяч можно будет, пожалуй, накинуть. Где они возьмут эти дополнительныепять тысяч, еще предстояло выяснить. Видимо, там же, где и основныедвадцать, – то есть из воздуха. Таких денег у них не было, но ведь всегдалегче обещать то, чего не имеешь.

Однако Инна недооценила Ритку…

Она и до этого, и потом не раз сталкивалась стем, что москвички – а Дубровный, это, по сути, уже Москва, городские окраиныуже вплотную подобрались к поселку и грозили его поглотить – поразительнопроницательные особы. Они ведь рождаются на свет с убеждением, что Москва – этоцентр вселенной, обитать в котором мечтает любой нормальный человек. То естькаждый житель российской глубинки готов душу дьяволу заложить, чтобы получитьпрописку в Москве или, на худой конец, в Московской области, а если этого неделает, то лишь потому, что дьяволу его душа на данный момент без надобности.Москвички в каждом поступке провинциала видят лишь козни, направленные кзахвату жизненного московского пространства, к ущемлению прав коренных жителей(в первую очередь – жительниц!). Именно эта врожденная, основанная на инстинктесамосохранения ненависть к «лимите» (а для москвичей, чтоб вы знали, всяостальная Россия не что иное, как огромная, неисчислимая лимита!) наделяетстоличных жительниц особой подозрительностью и проницательностью. Уж они-товсех этих поганых провинциалок насквозь видят и всегда готовы вывести их начистую воду!

Именно этим «московским» взглядом Ритапосмотрела на Инну и тихонько сказала:

– Мать твою… да как же я сразу недопетрила?! Сонька ж мне русским языком говорила: глазищи черные, локонычерные, талия тонюсенькая… И адвокатша вдобавок. Да ведь это ты – Кошка? Тысама?

Хорошо, что она тогда сидела за столом, потомучто наверняка ноги подкосились бы.

Она вцепилась в край стола, пытаясь спрятатьглаза от изумленных серых глаз Риты. Инну трясло так, как никогда в жизнибольше не трясло, ни до того, ни после: что она теперь сделает, этасумасшедшая? Поднимет крик, выдаст их с Антоном? Тогда – всё, тогда на ихграндиозном замысле, который в то время уже довольно четко вырисовался, дажесложился в план, сразу можно поставить большой и черный крест. Или Ритканабросится на Инну, начнет рвать ей волосы, царапать возмутительно красивое,ненавистное лицо? Еще, чего доброго, и шарахнет об стенку головой, какшарахнула не в меру болтливую Соньку!

В ту минуту она даже позабыла, что это сделалаотнюдь не Рита…

Конечно, Инна могла бы возмутиться, начать всеотрицать, но она по-глупому растерялась, натурально лишилась дара речи. Ивыдала себя так же явно, как если бы пришла сюда, нацепив на грудь этикеточку снадписью: «Кошка».