Он согнулся под тяжестью внезапнонавалившегося раскаяния перед этим человеком, который причинял всем только зло.Легко судить живых! Но что он знает о смерти, которую видел не раз? Видел, ноничего в ней не понимал. А если и правда невозможно подняться в те выси иопуститься в те бездны без одного короткого «прости»?

Он торопливо проговорил, готовый сейчас на чтоугодно, только бы не чувствовать потом своей вины перед умирающим:

– Нина простит. Я знаю, что нужносделать! Ты ей скажи: «Это был я. Тогда, в машине, был я!» Все, больше ничего.

– Что? – слабо выдохнулАнтон. – Не помню… не понимаю…

– Неважно. Зато она тебя простит.

И Николай выскочил из палаты, понесся покоридору к двум фигурам, замершим у окна. Константин Сергеевич сидел на стуле,а Нина, завидев его, соскочила с подоконника, стиснула руки:

– Что? Ну что он?

– Скорее иди к нему. Может,успеешь, – хрипло сказал Николай и отвернулся, чтобы не видеть ее внезапнопобледневшего лица.

Но шаги он слышал, удаляющиеся шаги… уходящие.

Она сперва шла медленно, потом побежала.

Николай оперся о подоконник и приткнулся лбомк стеклу. До него только сейчас начало доходить, что же он сделал. Сам. Своимируками отдал этому… ну и дурак!

– О господи, – прошелестел рядомБармин. – Может, и мне к нему пойти?

– Не надо. Он хотел видеть только ее.

– О господи! Вот несчастье, а? Я тут Нинеговорил недавно: в старину верили, будто есть такая болезнь, напущенная налюдей дьяволом, – полуночный лихач. Что Антон, что Инна – они былиодержимы этой порчей! Деньги… – Он издал какой-то странный звук, словно бысдавленное рыдание. – Будь они неладны! Отказаться, что ли, от этого паршивогонаследства?

Николай отклеился от стекла, взглянул настарика с надеждой.

Тот отвел глаза:

– Но, с другой стороны, сколько можнобыло бы сделать на них, правда? Школу отремонтировать. Открыть музейисторической живописи. Но сначала поставить памятник солдату… – Онперекрестился.

– Да, – уныло вымолвилНиколай. – Конечно.

В конце коридора открылась дверь. Вышла Нина.

Бармин встал.

Нина подошла, кивнула, не поднимая глаз.

Бармин опять перекрестился. Николай тоже.

– Царство небесное, – пробормоталКонстантин Сергеевич. – Господи, прими душу раба… – Он махнул рукой ипошел к реанимации: – Попрощаюсь. И спрошу, как нам с ним теперь.

Нина молча смотрела в окно. Лицо у нее было –как снег. Такое же белое и такое же холодное.

– Он успел… – начал Николай, но осекся. –Ты его простила?

Она кивнула.

– Я пойду, побуду с КонстантиномСергеевичем, – с трудом выдавил Николай. – Вдруг ему станет плохо иличто-нибудь еще.

– Погоди, – сказала Нина, неповорачиваясь и все так же пристально глядя в окно. – Погоди. Значит, этоты был тогда?

– Почему? – глупо спросил Николай,не соображая, что говорит, и даже не слыша своего голоса.

– Ну, понимаешь… – Онавздохнула. – О том случае знали только двое, я и… Но это не мог бытьАнтон. Ведь все случилось в тот вечер, когда Инна уехала в Москву. А уехала онавместе с Антоном. Так что… это был ты, правда же?

– Ну да.

– А почему раньше не сказал?

– Боялся.

– Чего? – Она наконец-то погляделана Николая.

– Боялся, что ты все забыла. И спросишь:кто, мол? Где? Когда?

Нина слабо улыбнулась:

– Да нет, я не забыла. А ты меня когдаузнал?

– Почти сразу. Ну, в смысле, сразу послетого… вечера. Я тебя искал.

Николай сунул руки в карманы: почему-то ужасноглупым казалось каждое слово.

– Ты ведь жила в Первом микрорайоне, аэто практически рядом с Лапшихой. Ходил, смотрел… увидел. Я мимо тебя сто разпроходил, а ты меня даже не замечала. Ну, думаю, ничего себе… Ну и не надо,думаю. И уехал на Дальний Восток. Меня друг сманил. Хорошие края… Потомвернулся, но тебя никак не мог встретить. Долго. И вдруг встретил – с девочкой.Ей было как раз столько лет, сколько бы… – Он прокашлялся. – Думал,моя дочь. Потом увидел рядом с тобой мужчину и понял, что ты вышла замуж. Ну ирешил, зачем я буду лезть?

– Понятно. – Нина опять уставилась вокно. – Интересно, правда?

– Да уж…

– Слушай, – она осторожно поцарапалаего рукав, – сейчас дед вернется, и мы поедем в Карабасиху за Лапкой. Тыне мог бы… я не хочу возвращаться в ту квартиру. Я ее теперь боюсь. Можно, мы утебя немножко поживем, пока я квартиру не продам и не найду что-то другое?

Николай резко перевел дыхание.

– Да. Да. Только, если ты не против, ятоже поеду с вами в Карабасиху. Эта дорога, понимаешь…

– Хорошо. Возьмем такси и поедем.

– Не надо такси. У нас с братом естьмашина на двоих, ничего, денек он как-нибудь обойдется. Конечно, там не богвесть что, старенький такой белый «москвичок», довольно облезлый, но еще оченьбыстро бегает.

Нина смотрела на него изумленными глазами.

– Ты что? – спросил Николай.

Она медленно качала головой:

– «Москвичок»? Белый? Тот самый?..

– Ну да.

– Нет, знаешь ли, – сердито сказалаНина. – Мы его у твоего брата выкупим. Это все-таки семейная реликвия, ане что-нибудь… а не так себе!

Она решительно пошла по коридору, но вдругоглянулась:

– Да, кстати! Я давно хотела спросить,еще в первый вечер у тебя дома… Как назывались сигареты, которые ты тогдакурил?