При всенародном праздновании победы над Австрией заслуги мастера шпионажа не были забыты. Он снова снискал расположение в Потсдаме и был произведен в тайные советники. Король Вильгельм, вскоре ставший кайзером, еще недавно гнушавшийся Штибером и с недоверием относившийся ко всей его деятельности, теперь признал его заслуги как секретного агента, которому полагается не только обычное денежное вознаграждение, но и общественный почет и военные отличия.

В период между 1866 и 1868 годами Бисмарк и Штибер вынашивали планы войны против Франции. Наполеону III не терпелось ввязаться в войну с Пруссией, и канцлер Бисмарк с холодным спокойствием предоставил ему возможность угодить в ловушку. Наполеон был весьма легковерен во внешней политике; положившись на многочисленные, но случайные шпионские донесения, он посчитал, что Австрия разобьет прусскую армию фон Мольтке и фон Рона. И когда Пруссия закончила диктовать Австрии условия позорного мира, французский император решил либо атаковать победителя, либо вырвать у него часть захваченной добычи.

Бисмарк, помня о Садове, смело принял вызов. Военачальники Наполеона советовали выждать, указывая своему резкому политику и опрометчивому дипломату на то, что его войска нуждаются в оснащении более современным оружием. В Америке пехота была вооружена автоматическими винтовками Энфильда. Военные атташе сообщили об их превосходных качествах. Но в Европе прусское игольное ружье все еще служило лучшим видом оружия пехоты, которому французы не могли противопоставить ничего похожего. Чтобы исправить это упущение, поспешили изобрести митральезу, полагаясь на то, что она превосходит все бывшие тогда в употреблении винтовки. В 1868 году Штибер посетил Францию, чтобы лично убедиться, какие смертоносные эффекты заложены в новом оружии.

Но еще до того, как он взялся за эту наиболее пагубную для Франции шпионскую операцию, произошло событие, которое показывает, почему именно на Штибера пал выбор государственного деятеля такого масштаба, как Бисмарк. Посредством своих прежних связей с одним из русских информаторов Штибер узнал о готовящемся покушении на царя Александра II, когда тот будет находиться в Париже. Как гость и возможный союзник Наполеона III, царь должен был быть приглашен на устроенный в его честь парад в Лоншане, где убийца-поляк готовился совершить террористический акт. Посоветовавшись с Бисмарком, Штибер умышленно задержал передачу французам этих сведений почти до самого начала парада.

Будь французские власти предупреждены об этом заблаговременно, они могли бы полностью подавить этот заговор, не привлекая к нему особого внимания. Преднамеренная задержка Штибера поставила французскую полицию в крайне затруднительное и щекотливое положение. Перепуганные сыщики кинулись спасать положение. Второпях они встревожили царя, подняли на ноги всю его свиту, после чего учинили сенсационную поимку заговорщиков. Покушение не состоялось, но предостережение Штибера не являлось легальным доказательством вины, и, по французским законам, суровое наказание было невозможно. Подозрение в намерении совершить покушение на русского царя не давало права выдавать предполагаемого главаря или его сообщников или приговорить их к длительному тюремному заключению.

Царь, как того и ожидали в Берлине, не пожелал признавать подобных юридических тонкостей. Этот бонапартистский выскочка, неоднократно говорил он впоследствии, так мало заботится о жизни настоящего императора, что даже не потрудился примерно наказать убийц, которые едва не преуспели в своем чудовищном намерении. В результате отношения между Александром II и Наполеоном III заметно охладели, что и требовалось Бисмарку, стремившемуся изолировать Францию и заманить французского правителя и его маршалов в смертельную ловушку.

Так много сделав для изоляции Франции в период подготовки к войне, Штибер, можно сказать, сдвинул горы для обеспечения тевтонской победы Германии. Он и его главные помощники, Зерницкий и Кальтенбах, прожили полтора года во Франции, постоянно шпионя, выслеживая, отмечая все важное и одновременно устраивая на жительство во Франции целые толпы своих агентов, которые должны были дожидаться вторжения германской армии. За это время шпионская тройка переслала в Берлин множество шифрованных донесений с описанием своих успехов. А когда шпионы наконец отбыли на родину, они захватили с собой три чемодана дополнительных материалов, доставленных в багажном отделении экспресса как обыкновенный багаж.

Шопенгауэр утверждал, что немцы отличаются абсолютным отсутствием того чувства, которое римляне называли verecundia — чувство стыда. Может быть, это обстоятельство огорчало философа и беспокоило некоторых его соотечественников, но оно объясняет многие разительные факты из деятельности секретной службы. Вильгельм Штибер в роли молодого адвоката, агента-провокатора, полицейского служащего и военного шпиона хронически страдал именно таким «абсолютным отсутствием стыдливости». Моральный дефект Штибера вполне устраивал Бисмарка и династию Гогенцоллернов, не говоря уже о том, что он сильно укрепил его положение в государстве. Он никогда не слышал о подобном комплексе и даже не догадывался, что обладал им.

Когда разразилась Франко-прусская война, Штибер попал в свою стихию. Впоследствии он хвастался, что имел во Франции, в зонах вторжения прусской армии, 40 тысяч шпионов, когда 6 августа 1870 года поражение маршала Мак-Магона у Ворта (деревня в Эльзасе) предрекло падение восемнадцатилетней императорской короны и «отливку» другой, предназначенной для «ношения» в течение более чем в два раза превышающий длительный срок.

Можно с уверенностью сказать, что такого количества шпионов у Штибера никогда не было. В его распоряжении имелось, вероятно, 10–15 тысяч человек, скомпрометировавших себя принятием платы за тайные услуги. Биограф Штибера доктор Леопольд Ауэрбах выразил мнение, что Штибер мог назвать — если бы зашел спор — не только 40 тысяч фамилий, но и адресов. Однако даже сеть из 5000 агентов предполагает наличие огромного аппарата для их вербовки, поддержания дисциплины, проверки донесений и вознаграждения каждого по его заслугам. Жаль, что никто не поймал Штибера на слове и не предложил ему действительно представить эти «листки учета», ибо легенда об этой титанической организации, ипподроме с 40 тысячами шпионов, продолжала гипнотизировать европейские умы, когда Германия в 1914 году разожгла пламя Первой мировой войны.

Полковник барон Стоффель, французский военный атташе в Берлине в 1866–1870 годах, по всей вероятности, был внимательным наблюдателем. Он ничего не слышал об этих 40 тысячах шпионов, но сумел раскрыть немало тайных приготовлений, которые велись в пресловуто известном шпионском бюро Штибера. Так, он узнал многое о Штибере, о Зерницком, Кальтенбахе и их главных лазутчиках. Существуют данные о том, что Стоффель докладывал о своих подозрениях в Париж, но эти предостережения оставлялись без нужного внимания, а сам он лишь заслужил репутацию паникера.

Французы все еще оставались самой боеспособной нацией Европы. Считалось, что французские войска храбры и на континенте практически непобедимы. Одной лишь бездарностью Наполеона III и его окружения вряд ли можно объяснить последовавшую катастрофу. 6 августа у Ворта — через каких-нибудь двадцать пять дней после Седана — великая военная держава исчезла с поля битвы побежденной. Очевидно, в похвальбе Штибера, что его армия «наполовину выиграла войну» с самого начала, есть какая-то доля истины.