Если мы попытаемся изучить точную природу влияния Штибера в послевоенное время, то обнаружим, что обер-шпион имел дела со значительной французской оппозицией, в особенности после Седана, когда страстные националистические порывы французов сменили ослабленные и преступные имперские импульсы. Кодекс реванша, все еще жизненно важный во время перемирия в 1918 году, уже требовал от французов жертв, пока Мец или Париж не капитулировали.

Еще до наступления войны секретная служба Наполеона III, огромная и щедро финансируемая организация, должна была дать достойный отпор Штиберу. Но имперские сыскные бюро имели мало шансов обучиться контршпионажу, поскольку их беспокоили внутренние потрясения и протесты, а также необходимость шпионить за врагами бонапартистского режима. Ошибочная оценка прусского «поражения» в 1866 году была каким-то образом учтена; и продолжающаяся активность Штибера наблюдалась под тем же самым тупым углом, что минимизировало приготовление фон Мольтке, Бисмарка или фон Рона.

Теперь секретная служба Гамбетта (премьер-министр и министр иностранных дел Франции в 1881–1882 годах) значительно улучшилась по сравнению с имперскими агентствами, которые она должна была поспешно заменить. Немецкие генералы попали в затруднительное положение из-за неожиданного сопротивления побежденной нации. После Седана Бисмарк надеялся заключить мир с Наполеоном. Покорность императора и его армии казалась более выгодным политическим риском вторгнувшимся победителям, чем попытка договориться с республиканцами, которые уже взбаламутили страну своими речами о «чести Франции» и реванше. Наполеон, несчастный военный пленник в Касселе, был не в состоянии отправить М. Ренье, под протекцией немцев, в Мец, чтобы выяснить, как армия Базена настроена в отношении восстановления Французской империи.

Однако секретные агенты Гамбетта, которые держали ту же самую блокаду в противоположном направлении, вошли в Мец напрасно — продолжение осады не последовало. Дело в том, что генерал Шанзи, мобильной гвардии которого предстояло покрыться славой и кровью в снегах у Ла-Манша, должен был руководить слабыми войсками Гамбетта, армией Луары, вместо опытной, но нерешительной дивизии Ореля де Паладина (французский военачальник, бессменный сенатор). Несмотря на это, стратеги допускают, что, не осади Базен Мец, таким образом освободив армию прусского наследного принца, армия Луары получила бы превосходный шанс снять осаду Парижа.

Гамбетт проповедовал войну до победного конца под лозунгом: лучше смерть, чем бесчестье; и многие французские агенты нашли свой невразумительный и печальный конец. Тогда как военная полиция Штибера обнаружила в возрожденном французском правительстве в Туре противника, чья отчаянная решимость вдохновила на контрнаступление и чьи ресурсы превратились в угрожающие даже для надежно закрепившихся захватчиков.

4 октября 1870 года фон Мольтке писал генерал-майору фон Штиле:

«На дне табакерки, найденной у эмиссара французского правительства, был обнаружен оригинал указа, подписанного Фавром и Гамбеттом, отсрочивающего выборы в очередной раз».

Пятью днями ранее фон Мольтке в своей ставке в Феррьере издал следующий приказ: «У нас имеются доказательства, что между Парижем и Туром все еще поддерживается связь через курьеров. Известно, что один из них пробрался в столицу 4-го числа сего месяца. Лицам, которые окажут содействие аресту курьеров, доставляющих правительственные депеши, будет выплачено вознаграждение в размере 100 золотых за каждого задержанного курьера».

Приказ этот возымел действие. Были перехвачены курьеры, зашивавшие важные французские депеши в подкладку жилетов или прятавшие их в тростях и париках. Документы прятали также в подошвах, в козырьках кепок, в искусственных зубах и даже в десятисантимовых монетах, распиленных, выдолбленных и заново спаянных, причем шов заглаживался уксусной кислотой. Некоторые особо важные сообщения, перехваченные немцами, были найдены в покрытых резиной пилюлях, которые их владельцы проглатывали в случае опасности. Французов, заподозренных в том, что они являются агентами-связниками, немцы обыскивали, раздевали догола, давали им сильнодействующее слабительное и держали под постоянным наблюдением. И если в течение недели не обнаруживалось ничего подозрительного, — а Штибер, видимо, оказался тем самым пруссаком, которому Всевышний поручил изобретение толстокишечной и экскрементной контрразведки! — задержанного отпускали, напутствуя все же советом — впредь не попадаться при таких обстоятельствах. Уличенных в шпионаже расстреливали на месте.

Подлинная диаграмма современного военного шпионажа в интерпретации секретной службы после успешной передачи

Но расстрелы не могли остановить храбрецов, когда французский народ наконец поднялся не на защиту захудалого императорского режима, а для отпора иноземных захватчиков. Агенты и курьеры, столь доблестно помогавшие секретной службе, являлись в большинстве своем крестьянами, лавочниками, лесниками, таможенниками или сборщиками налогов, т. е. людьми, благодаря самой своей профессии прекрасно изучившими оккупированные районы Франции. Жандармы, солдаты и матросы также рисковали жизнью, занимаясь шпионажем в пользу Республики. Многие из агентов выдавали себя за бельгийских подданных, и подчиненным Штибера приходилось тратить много времени и энергии на проверку фальшивых паспортов. В течение всей кампании обер-шпионы французской секретной службы совершали одну серьезную ошибку, скупо оплачивая услуги тех, кто добровольно брал на себя опасную миссию, обещали больше, чем могли дать, или обещали слишком мало. Обычная плата за доставку донесения через фронт колебалась от 50 до 200 франков; однако часто платили не больше 10–20 франков, особенно крестьянам.

Находилось немало горячих патриотов, с риском для жизни проникавших сквозь сети Штибера, не помышляя о каком-либо вознаграждении. Один из таких храбрецов предложил переодеть его в прусского улана, а так как он не говорил по-немецки, просил отрезать ему язык, чтобы он вообще не мог говорить. Другой, разносчик, по фамилии Машере, поклявшийся отомстить пруссакам за сожжение села Жюсси, доставил важное сообщение из французской ставки коменданту Вердена, а затем пробрался в Мец. Однако он отказался взять предложенные ему 1000 франков, заявив, что считает себя достаточно вознагражденным уже тем, что удалось перехитрить врага.

Чувство патриотизма и национальной гордости вместе с национальной кампанией в защиту Франции значительно повысили моральные качества рядового агента секретной службы ужасной осенью 1870 года и зимой 1871 года. Только теперь, спустя очень много лет, мы понимаем, как сильно Вильгельм Штибер помимо своей воли содействовал улучшению французской секретной службы. Его влияние, независимо от военных столкновений, спровоцировало французскую секретную службу объединиться и расшириться вскоре после заключения мира. Вторая империя была потеряна навсегда, но Второе бюро французского генерального штаба было обретено; и некоторые из худших приемов работы секретной полиции сохранили свою актуальность.