Драконы приземлились по очереди, последним — черный, он дважды облетел дымный столб, паря над головами собратьев, прежде чем удостоить каменный пол прикосновения.

Если бы могла, Чуда бы отшатнулась и раскрыла от удивления рот. Но Чуда не могла, парализованная и сокрушенная неописуемым, невероятным, немыслимым, вставшим перед нею во всем исполинском величии. Они такие огромные — и так близко. Чуду раздирали страх и желание.

Можно коснуться их.

И погибнуть.

Можно спросить, что угодно.

И зажариться живьем, до того как услышишь ответ.

А каково оно, умереть по их воле, рассыпаться пеплом в чистоте их огня?

Она покачала головой. Тавматобиолог Чуда — враг этих существ, эгоистичных и жестоких, желающих убить все и вся.

А она — ученый. Об этом она мечтала всю жизнь.

Они — убийцы. Их нужно обмануть.

Если они обнаружат подвох… что же, тогда их натура возьмет свое — и они уничтожат Чуду.

Она вспомнила тавматобиологов, покинувших уютные башни из слоновой кости ради страсти к познанию. Чуда, как наяву, увидела их трупы. И таблички в зале памяти, описывающие причину смерти.

«Эдмондель Аллабанд — пронзен рогом единорога».

«Карпед Меферил — растоптан гигантом».

«Робарт Пондра — голова снята с плеч и водружена на стену Диким Охотником».

«Феттрик Баттар — унесен исполняющим желания джинном».

Чуда не хотела, чтобы ее имя оказалось на табличке, знаменующей очередную неудачу тавматобиологии.

— Итак, — изрек черный дракон тем самым титаническим голосом, что призвал Чуду в пещеру.

Наверное, таким же голосом Лол призовет павших воинов из преисподней на последнюю битву. Голос проломился сквозь Чуду. Ее тело словно выдраили начисто.

— Ты — шпион, которого дерзнул послать к нам пророк. Саботажник.

Чуда знала, что делать. Билл сказал, что говорить при таком повороте событий.

Чуда представила табличку.

«Чуделла Бал Техрин — погублена дерзостью, гордыней и драконами».

Боги, пусть нелепо, подло, эгоистично — но Чуда отчаянно хотела жить. Она хотела написать об увиденном, передать все подхваченные обрывки знания. Она хотела рассказать всему миру о мощных крылатых созданиях — и увидеть, как весь мир учится у нее, Чуды.

На ее плечах лежала ответственность за десять тысяч жизней.

В том числе — за жизнь Билла. И Фиркина. И Балура. И Летти. И остальных.

Она знала, что должна сказать.

Она приняла решение.

— Да, я шпион. И я хочу рассказать вам все, что знаю.

Если бы у Летти спросили вчера, что она хочет изменить в Билле, ответила бы: его рассудок. В него стоило бы добавить малость профессионализма. Конечно, телесные улучшения тоже не помешают, но главное, несомненно, профессионализм. Билл слишком легко поддавался эмоциям. В его душе не было спокойной, уверенной сердцевины, на которую можно опереться, когда обстоятельства требуют нелегких решений и ясной головы. Пусть бы он умел сохранять равновесие и твердость, черпать из нутра силу для предстоящих испытаний.

Но сегодня Летти хотела выдрать из Билла его душевную сердцевину и забить дурака ею же. Насмерть.

Чуду арестовали и теперь, скорее всего, весело замучивают до смерти. А Чуда, вне сомнений, рассказывает в мельчайших интимных подробностях о компаньонах и их плане. Описания быстро и спокойно распространятся по всему лагерю. Непосредственно перед битвой Билла с Летти схватят, разденут, замучают и выставят их изуродованные трупы всем напоказ.

Конечно, есть возможность удрать — но далеко ли убежишь? Когда с тем, что осталось от Чуды, станет неинтересно забавляться, солдаты Консорциума с радостью развлекутся охотой на коллег-изменников. Беспокойство о получке вылилось всего лишь в раздраженный ропот. Летти попробовала раздуть пламя еще несколькими партиями в кости, но ее рассказы уже не были новостью для солдат.

Теперь же ситуация стала не лучше, чем во время слепого бегства несколько дней назад. По существу, она даже хуже, потому что все возможности удрать и выжить улетели вместе с этими днями. Следовало отправить Фиркина с его фанатиками к Пасти преисподней как священную жертву, а самим направиться к побережью. Можно было на самом деле сделаться солдатами Консорциума и прожить остаток дней хорошо оплачиваемыми профессиональными вояками. Но вместо того компаньоны загнали себя в смертельный тупик. Все, выхода нет.

А что же Билл? Его это хоть на йоту обеспокоило? Встревожило? Его коленки задрожали? Он чуть не гадит под себя от страха?

Да ни на одну гребаную секунду! Он лишь сидит, глядит по-телячьи и ждет, пока мир обрушится на голову, как тонна кирпичей.

— Нужно удирать, — сказала Биллу Летти. — Сейчас же. И так быстро, как только сможем. Забудь о золоте. Все равно у нас не будет шанса его потратить. Если нам повезет — глупо, невероятно повезет, — мы доберемся до побережья, завербуемся в какой-нибудь флот и умрем где-нибудь в океане от цинги. По крайней мере, заработаем себе несколько месяцев жизни.

Он похлопал ее по плечу.

— Пожалуйста, поверь мне. Еще чуть-чуть, хорошо?

— Поверить?

Если бы она скрежетнула зубами чуть сильнее, во рту остались бы лишь стертые корешки.

— Ты сейчас решил сыграть в главу культа? Ты представляешь, куда я хочу засунуть твою гребаную веру?

Он обнял ее.

— Не беспокойся. План сработает.

— Он работал, когда увели Чуду?

Компаньоны стояли на задах лагеря, на пятачке истоптанной травы между черными фургонами с солдатским жалованьем и цветастыми повозками Чуды. Сердитая солдатская толпа растаяла. Осталась лишь кучка особо злых типов, которых, похоже, влекла не забота о деньгах товарищей, а возможность торчать на задах лагеря, подальше от офицеров.

— Балур скоро учинит отвлекающий маневр. Чуда сумеет удрать. Все получится.

Летти подумала, что, скорее всего, это защитная реакция. Способ уйти от стресса. Только слепая безрассудная вера в успех и позволяет Биллу переставлять ноги. Он запретил себе видеть, как рассыпается его мечта, не смеет ощутить горечь поражения.

Она сжала его голову ладонями, нежно притянула к себе, заглянула в глаза.

— Билл, мы должны бежать, — ласково прошептала она, пытаясь загнать слова в его разум, открыть правду. — Мы просто обязаны уходить.

— Поверь… — начал он.

Летти ударила его головой в нос. Сильно.

— Эй! — заорал он, шлепаясь наземь и хватаясь за нос.

Кровь залила подбородок.