Каждый фургон окружали очень большие люди в очень больших черных доспехах и с очень большими булавами в руках. Они встретили набег не дрогнув. Булавы поднялись и опустились, полетели красные брызги. Крики ярости сменились стонами боли и ужаса. Охранники отшвырнули толпу.

— Ты! — выбрызнул слюной мужчина, повисший на упряжи, чтобы не упасть. — Заткни свою сраную пасть!

Он повернулся к толпе и слюняво заорал:

— Вы все получите свою гребаную плату! Не знаю, что за трижды клятое пиво влило вам в мозги эту тупую дурь, но золото — вот оно! Конец недели — оно ваше. Катитесь отсюда к шлюхам, пусть цепляют заразу вам на концы, а то мои ребята перебьют вас больше, чем сумеет мудила-пророк за всю жизнь.

— Нету золота! — крикнули из толпы. — Эти драконы его все попревращали в свинец!

Свинец? Чуда понимала, что не слишком много знает о драконах, но в алхимии разбиралась достаточно, и более чем достаточно — в магии. Способа превратить золото в свинец Чуда не ведала.

Но держала рот на замке.

— Ты тупой урод! — заорал мужчина. — В фургонах полно блестящего добра, и если вы хотите хоть когда-нибудь его увидеть, заткнитесь и делайте свою работу!

— Покажи его! — крикнула женщина.

Знакомый голос… Летти?

— Ни хрена я вам не покажу, потому что я не должен ни хрена вам показывать!

— Да у него нет ни хрена! — завопили поблизости.

Еще один знакомый голос.

— Кто это сказал? — заорал мужчина. — Покажись, чтобы я мог выдрать тебе сердце из груди, гребаный трус!

Мужчина был высокий и крепкий и держал руку на рукояти короткого меча.

Но вопивший — Билл он или нет — мудро предпочел не высовываться.

Чуда знала — нужно говорить, — но не могла оторвать взгляда от руки на мече. Раскрывать рот не хотелось. Потому что тогда наступит следующий этап плана. Ведь она уже сделала предостаточно. Куда уж больше?

Каттак кашлянул.

Чуда закрыла глаза. Что ж, раз дошло до такого, надо идти дальше.

— Заткнись, жирный ублюдок! — рявкнула она.

Слова — будто куски дерева во рту. И каждое — смертный приговор.

— Отведи меня к драконам. Тебя пророк кончит первым, и я не хочу втолковывать, как мне нужны деньги, твоему распухшему трупу.

Боги, да он нисколько не жирный! Одни мышцы. И видно отлично: он весь вдруг напрягся.

Толпа расхохоталась — злым, мерзким смехом. У черных фургонов лежали, плакали и стонали изувеченные солдаты. Привязанные кони ржали и били копытами землю, взбудораженные и напуганные запахом крови.

Мужчина медленно повернулся, склонил голову набок.

— А, так ты желаешь увидеть драконов? — спросил он тихо и зловеще.

Чуде потребовалась вся до последней капли сила воли, чтобы не замотать в ужасе головой. Спящий в сердце огонь никогда не казался таким далеким. Ладони заледенели от страха.

Мужчина прыгнул с проворством, неожиданным для такой глыбы мышц. Он вскочил на оглоблю, оттолкнулся, скакнул к Чуде, встал над ней — а потом нагнулся и ухватил за шиворот.

Через секунду она лежала в грязи, пытаясь сосредоточиться. Ключицы, спина и челюсть пылали болью от удара оземь. Мужчина соскочил, рывком поставил Чуду на ноги.

— Ну, теперь ты уж точно увидишь гребаных драконов, — сообщил он, свирепо ухмыляясь.

Когда он потащил ее прочь из лагеря — к Пасти преисподней, Чуда обернулась и глянула на Каттака. Шестеро стражников в черном вытащили из-за спины арбалеты, и Каттак сидел очень тихо, подняв руки.

— Торговка, мать моя женщина! — пробормотал мужчина, волоча спотыкающуюся Чуду. — Шпионка ты! И я с удовольствием погляжу на все, что с тобой учинит Консорциум.

Тем временем в лагере пророка Фиркину надоело быть на побегушках у Балура. Ящер приказывал: сделай то и се — Фиркин делал, потому что не хотел ящеровых лап на своей глотке. Балур приказывал: скажи то и это — Фиркин говорил.

И никакого удовольствия от исполнения миссии голоса несуществующего пророка.

В другое время и в другом месте Фиркину, возможно, и понравилось бы общество Балура. У того были правильные жизненные приоритеты: подраться, напиться и женщины. Фиркин, вероятно, разместил бы их не в таком порядке, но по главенству среди прочих — да, эти три первейшие. Балур — не то что остальные. Билл только и думает, чтобы все делалось хорошо и правильно, а сам по уши залез в штаны Летти. Чуда постоянно мучается и сомневается, а еще хочет изучать всякое дерьмо. А какой толк? Оно только занимает место в голове, где чудно разместились бы круглые черненькие вихорьки, какие лезут в голову после пива. Летти… С ней было бы весело, не думай она только про Билла да про свои штаны.

Да все это дело — кромешный стыд. За спиной — войско, впереди несут драконью голову, за полем — еще одно войско, которое нужно атаковать. Нужно же быть в первых рядах, проповедуя, вопя, молясь о том, чтобы скорее пролилась кровь. Оно было бы, мать их, прекрасно!

Но ведь нет. Билл сказал Балуру, а Балур сказал Фиркину — закрыть рот и не рыпаться. Сидеть тихо, изображать благопристойного святошу. Но если бы Фиркин знал, что придется вести себя благопристойно, он никогда не сделался бы святошей! А кто такой Билл? Он же сказал, что не пророк. А потом — что пророк. Или что он не был, а потом стал. Совсем тут ничего не понятно.

Перспективу туманил бродящий в голове хмель. Но Фиркин твердо знал, что хочет большой драки. А ее нет!

Но Балур — он ящер разумный. Богобоязненный. Может, если голос пророка шепнет ему пророческое слово, то…

Ящер стоял на тавматургической повозке, временами бил себя в грудь и поворачивался, чтобы показаться толпе с лучшей стороны.

Фиркин решил провернуть дело мягко и деликатно. Не надо злить ящера. Он, вообще говоря, тварь значительных размеров.

— Ты! У тебя яиц совсем нет, — сообщил ящеру Фиркин.

Балур посмотрел на него сверху вниз. Фиркин постарался сосредоточиться.

— Здоровенная ящерица такая, — икнув, заметил Фиркин. — Здоровенные кулаки и все такое.

Старик неопределенно махнул рукой, потеряв логическую нить, икнул снова.

— И где твои кулаки?

— Они суть будут сейчас на твоей глотке, — пообещал Балур.

— Да они в твоей заднице! — провозгласил Фиркин, будто не расслышав предыдущей реплики. — И это потому, что малыш Билл приказал тебе держать их там. Он взял твою… в общем, женщину, твою малышку Летти, а потом приказал тебе сунуть руки в задницу, и ты сунул.

— Ты лучше придержи язык, — прорычал ящер. — Я суть убивал святош раньше.

— Давай! — прошипел Фиркин. — По крайней мере, это будет лучше…