Было и досадно, и стыдно, и утешительно лишь только то, что в соседнем благочинии священник лишен был старого места и переведен в новый приход в то же злополучное тяжелое время, когда вновь прибывший архиерей принялся за поверку приходских донесений.

Донесение говорило: «В приходе раскольников ни тайных, ни явных в настоящее время нет», а между тем (как известно было и архиерею) приход этот особенно отличался расколом, был, так сказать, рассадником его, ибо в нем с открытия православной церкви существовал раскольничий скит.

Архиерей писал на полях: «Если в продолжение 35 лет не было совращений, то столь многознаменательный случай упадка раскола, как отрадное явление, должен бы был обратить на себя внимание пастыря добра и отмечен в отчетах. Дабы приход и впредь без раскольников не числился, благословляю поставить нового счетчика».

Секретарь на последнем слове не задумался и доложил владыке о таком приходе, где причт показал двух явных филипповцев, назвав их даже по именам и отозвавшись, что эти-то двое и «поддерживают раскольников в упорстве к обращению».

На борьбу-то с ними и велено было ехать плохому счетчику, на страх и поучение прочим.

- Смотри не наври! - советовала попадья задумавшемуся и вспоминавшему эти случаи Евтахию. - Не опять же нам ехать на пятое место - моченьки моей не стало!

Горько проплакавшись, попадья, все еще через слезы, спросила:

- Много ли скрытников-то на свой приход записал?

- У меня не числятся.

- Так вот смотри и ври! А прежде бы у добрых людей спросил. Я и женским делом, а больше твоего знаю. Лукозерский-то сюземок в нашем приходе?

- В заозерской даче. И деревня Каменка в нашем приходе.

- Что я слышала! Ходили перед Покровом мужики окуней ловить, захотели уху сварить. В лесу лесную избушку нашли с сенцами. В избушке по ларю мука рассыпана, по полочкам кое-где разбросаны спички и трут: знать по всему, что сейчас тут живые люди были, да вышли, схоронилися. А видно, подолгу и давно живут: колодец вырыт и обрублен. На дворе пасти (ловушки) для душенья мышья. На божнице медный образок видели: сидящий на престоле Господь Вседержитель. Под окном выдолблен пражик, куда вкладывается широкая доска вместо стола. В сенцах разные черепки, скамеечки, ставчики, поваренки, тряпье и опорки валенок. В третьей коморке лежанка складена из кирпича. На дворе видны пни и могилки под елочками.

- Вот и храм! - не утерпел заметить Евтихий. - Дымная лачужка, смердящая затхлым и сырым воздухом конура заменила у них истинную, святую, соборную и апостольскую, благодатную и благовонную церковь. Лазейка, основанная не на мощах святых угодников Божиих, а на костях смердящих, стала на место храма, его же не одолеют и врата адовы. Отменно!

- И еще слышала. Ходил некоторый человек с ружьем полесовать рябчиков и белку. Шел по извилистым тропинкам, заслышал шорох - собаки залаяли. Что-то живое свернуло в сторону и пало в кусты и клочи. Андрей строго не велел собакам лаять, потому что не медведя видел, а человека. А было это против гришуткиных сенокосов, с полверсты выше Барсукова к речке Киченке. Я для тебя все это и запомнила. Нашего ли прихода?

- Нашего прихода.

- Теперь не будешь выхвастываться, что эдакой ты проповедник, что раскол перед тобой как воск тает. Выдумали вы с преосвященным верстаться! Пиши-ко знай глупости-то свои, а я вот, как владыка приедет, сама ему все доправлю: он мне больше поверит.

Впрочем, написанное Евтихием архиерею очень понравилось, и донесение его получило, против всякого ожидания, большую известность. О нем говорили, удивляясь сведениям, и любуясь, и завидуя способу изложения. Записка Евтихия названа образцовой. Приказано было ознакомить с ее содержанием по возможности всех пастырей, пасущих овец среди волков-раскольников. Секретарь консистории усадил писца за переписку и брал потом с каждого, являвшегося по делам священника по рублю серебром и по бутылке ямайского рома из губернского погреба за каждую тетрадку.

Евтихию послано было по ближайшей почте архипастырское благословение.

Случайный подарок выручил и поощрил. Похлопотал и постарался Евтихий достать через десятые руки почитать «Цветник» Евфимия, получил и зачитал, зажилил. Достал и «Послание его к московским старцам», прочитал и знаменитую книгу «Драгоценный бисер: о сотворении света, о падении Адамове, и о царствовании греха, и о упразднении его, о слугах Антихристовых и о самом господине их, о пришествии Христове, о святой Церкви, о Страшном суде и о царствии его, и о муках - от Божественного писания избрана». Пересмотрел Евтихий и мелких цветочников много. Не показали только ему «Лицевого Апокалипсиса» с картинами, изобретенными самим Евфимием.

В «Цветниках» увидел Евтихий исключительно подбор тех извлечений из Миней, Поучений святых отцов, Толкований, Евангелий, из Книги Веры, Большого Соборника, из Ефрема Сирина и проч., которые порицают мирское житие и, в противоположность ему, восхваляют пустыню, безмолвную жизнь, бегство от прелестей мира с полным отречением от него.

Вот отрывок из слов Иоанна Златоуста о послушании с верой молящихся на всяком месте; из Иоанна Лествичника о памяти смерти; из Григория Синаита о тайной молитве и безмолвном житии; из Отечника о домашних грехах и нестяжании; из Никиты Стифата «О пустыне истинной», «О изведении души из Египта греховного».

Вот обширное и широковещательное, сильное слово «О презрении и об отрицании мира», с подробным указанием на все те места из Евангелия, Деяний и Посланий апостольских, Апокалипсиса и псалмов, где находятся ответы на эту тему, столь существенно важную для наставников и проповедников страннической секты. Кстати тут и житие Алексея -человека Божия, так сильно выразившее презрение к славе и богатству мира и такую сильную героическую любовь к нищете; «О скверности и суете к происхождению рода человеческого, о растлении и зачатии человеческом», «О еже о нуждах пещися, налишная же себе не попущати, но Богу непрестанно молитися» (поучительное наставление для странноприимцев секты), «О долготерпении, воздержании» и пр.

А вот и многоценный бисер страннического учения: «Толкование на слово св. Ипполита, папы римского», сочинение самого Евфимия, и опять иные извлечения из того пространного и неиссякаемого моря поучений и восхвалений пустынного и молитвенного жития, на которые столь были обильно щедры пустынники Синая и Афона. Вот и знаменитая, столь возлюбленная всем староверством песнь Иоасафа царевича «О пустыне» («Приими мя, пустыня, яко мати чадо свое во тихое и безмолвное недро свое»), на этот раз в «Цветнике» скрытников написанная под крюковыми нотами.

Еще сборники («Цветники») другого вида и содержания: это стихотворные песни («стихи»), написанные большей частью излюбленным силлабическим