Успех записки Евтихия, основанный на случайных находках, имел, собственно, местный характер новизны, и напрасно придавалось ей большое значение, потому что существует более пространное и подробное описание жития Евфимия. Правда, что это новое сказание не противоречит краткому в основных данных и не представляет особенно любопытных и важных частностей. Оба грешат тем, что вводят в крупное заблуждение всех исследователей страннического учения, приписывая измышления странных верований Евфимию как основателю новой и до него неизвестной секты. В конце прошлого столетия оно не могло быть новым явлением на Руси, когда, за сто лет до того, бежали в леса, «вертепы и горы», как свидетельствует история раскола, ревнители древнего благочестия не сотнями, а тысячами.

С тех самых пор, как исправитель церковных богослужебных книг Никон у несогласных с ним признан был за врага церкви, за противника христианской веры, то есть за Антихриста, а мирское имя его Никита (по-гречески Никитис) с некоторой натяжкой (с переменою в слово - Никитиос), выраженное в цифрах, показало апокалипсическое число 666, знаменующее имя Антихриста, - с тех самых времен оказалось полезным оставлять насиженные места, сделавшиеся опасными, и искать новых и неизвестных, но обещавших безопасность. Немилосердные и неустанные преследования закрепили веру в эту неизбежность и обязательность выселений, и ловкие укрывательства, при частой перемене мест, признаны были спасительным подвигом, благочестивой ревностью к вере, возбуждавшими глубокое уважение, равносильное почитанию святых мучеников, просветителей и проповедников Христовой веры. Келейник самого патриарха Никона, инок Корнилий, был один из самых неугомонных скитальцев, истинно не имевший где главу приклонить и искавший не этого предлежащего видимого города, в стенах которого он мог бы поселиться, но разыскивающий всегда и всюду какой-то новый и неизвестный, тот, который предполагался где-то спереди, в непроглядном тумане лесных чёрней.

К нему-то стремились и другие тысячи, переходя через леса в необитаемые пустыни, чтобы ошибиться в их пригодности как мест поселения и ввиду безопасности для созерцательной жизни. Обманутые надеждами уходили снова дальше в глушь и на новые пустыри, чтобы здесь в неизвестности сложить свои кости или при счастливых обстоятельствах положить основание новым селениям, водворить трудовую хозяйственную жизнь, тут небывалую и без них неосуществимую. Многим это и удалось. Но ревнивая подозрительность, обеспеченная силой и набалованная успехом, не успела овладеть тем хладнокровием и находчивостью, которые вовремя останавливают занесенный над жертвой нож, и не разобрала правого от виновного. Не распознали и не поняли, что староверы вели ту же работу и теми же орудиями и способами, какими прежние давние люди колонизировали необитаемые мертвые страны: накопленные вновь староверами слободы срыты с лица земли.

Рассеянные и испуганные насельники разбрелись на одиночные работы, с разроненными силами, в скитах и вертепах, чтобы аскетическую жизнь с озлобленным сердцем признать за идеал жизни, а беспокойные передвижения ввиду новых опасностей - за неизбежный подвиг спасения души и тела.

Когда Петр Великий многими указами вызывал разбежавшихся и скрывавшихся староверов и обещал им разного рода льготы, многие из филипповского согласия возвратились и записывались в двойной раскольничий оклад. Другие продолжали скрываться в лесах, решившись не сообщаться ни с кем из записавшихся в ревизию или в раскольники. Образовались, таким образом, «бегствующие христиане, бегствующая церковь». Иван Филиппов в своей «Истории Выговской пустыни» указал на многих представителей ее, среди которых немало людей замечательного характера, постоянства и терпения. Самое большое количество их скрывалось в лесах около Твери и в Сибири, и меньшая часть около Новгорода.

Следственная комиссия при Екатерине II, учрежденная для сыска раскольников, действовала так усердно и ревностно, что бегствующая церковь увеличилась еще больше. С Урала, например, от тамошних заводчиков послышались даже жалобы на остановку работ по сплаву железа и проч. по причине сильных побегов рабочих: некому было доставлять транспорты, возить руду, кирпич, дрова. Бегствующая «церковь» усиливалась и укреплялась. В деревне Шарташах образовался главный притон; в Каменской волости перекрещенный дьякон Федор Афанасьев Космаков, бежавший от розысков комиссии в 1761 году в Тюменский округ, выстроил так называемую пашенную избушку - скит, населившийся набожными стариками и даже беглыми. Эти люди, в особенности беглые с каторги, затем и оставляли немилые места, чтобы найти теплые и укромные, где бы в самом деле можно было скрываться под видом ли рабочих на заимках, под именем ли иноков и отшельников по скитам. Вольные бродяги с каторжных работ в Сибири еще с самого начала прошлого века живали в лесах бегунами и были настоящими скрытниками. Космаков знал это лучше других и потому действовал решительно, набирая под свои законы, правила и веру свободный гулящий народ. Космаков - по филипповщине - не молился за властей, советовал скрываться от людей и всего мира и «скитаться, удаляясь всеми мерами из своей страны от родных и всего племени в пустыню», в особенности от ревизии и платежа податей, которые тогда были двойные.

Эту веру сибиряки умели отделить от прочих и последователей ее прозвали пашенными и скитальцами, грядущего взыскующими. После всякого осквернения (общения с миром) пашенные завели крещение: поел чужой пищи - купайся, вновь крестись; прикасался к чужому, перебирал товар руками, на чужой телеге проехал, из дороги вернулся - опять крестись: иди в баню, полезай в реку, в прорубь для очищения души, а того лучше -умертви себя голодом или огнем.

Многие уходили «в ямки»: наскоро вырывали большую яму, такую, чтобы можно было стоять, сидеть, лежать и молиться. Жившие в селениях, чтобы скрыться от «иродов», выкопали подземные ходы. Когда гонения кончились и над космаковским скитом взыграло солнышко, стало из скита 15 новых - образовалась слободка (которая и до сих пор называется Космаковой). Купцы тюменские стали посылать сюда милостыню, соседи -кормить; проявилась, таким образом, и вторая половина ревнителей секты - странноприимцы и христолюбцы. Появилось на свет даже целое сказание, известное под именем «Тюменский странник».

В 1812 году Космаков, среди молитв за грехи купеческие, умер, а с ним отлетел и дух учения. Удержался он в деревнях Овчинниковой и Семяхиной на р. Печени и в деревне Лужбиной на р. Липке. Выдают за верное, что есть бегуны даже на островах большого озера Чанов. Их разыскивают, но по розыскам не оказывается; общества до новой ревизии за них платят, при новой переписке исключают как находящихся в неизвестной отлучке. Известны они христолюбцам: если полиция и бдит, то они стерегут себя еще неусыпнее, агенты их зорки. Паспорты отвергают за изображаемый на них государственный герб, как печать Антихристову. Были такие в Утятской волости, водились в местности, где сходятся уезды Ишимский, Курганский и Ялуторовский