Инициатива командира была поддержана всей первой эскадрильей истребителей.

– Смерть оккупантам!

– Даешь Хосров!

– Даешь победу!

Наша эскадрилья и пилоты ударных флуггеров отмолчались. Настроение было приподнятым, боевым, но если честно – не тем.

Пока еще — не тем.

Бердник терпеливо переждал всплеск энтузиазма воспитанников Белоконя и продолжил:

– Да, товарищи, генеральное сражение. Как вы помните из предыдущего инструктажа, наша задача – маневренные оборонительные бои. Главной нашей целью являются авианосцы. Но не исключено перенацеливание на линкоры или десантные соединения. В настоящее время командование обрабатывает оперативную информацию, чтобы принять решение о конкретном варианте ведения боевых действий. Таких вариантов, по сути, два. Первый: атаковать главные силы противника прямо на переходе. Второй: дождаться, когда его соединения достигнут ближней зоны обороны Города Полковников и втянутся в бой с Интерфлотом. Выбор конкретного варианта действий будет осуществлен на самом высоком уровне, военным советом Первой Группы Флотов под началом главкома Пантелеева лично…

Интересно, что «конкретный вариант» был выбран в те самые секунды, когда Бердник вводил нас в курс дела. Взрыкнула громкая связь, и снизошел на нас глас небесный.

– Говорит Шубин! Летному составу авиакрыла – готовность десять минут! Старшим техникам принять к исполнению схемы боевой нагрузки! По истребителям «Дюрандаль» – Д-11, по истребителям «Горыныч» всех модификаций – Г-5, по штурмовикам «Белый ворон» – В-2, по торпедоносцам «Фульминатор» – Ф-2. Схемы продублированы через БИУС.

– Надеть летные скафандры! – приказал Бердник, хотя это было пустой формальностью: все мы прекрасно знали, что и как делать по «готовности десять минут».

Знали это и техники – впрочем, как оказалось, не все.

Старшина моего расчета мичман Хоменко и техник-оружейник немедленно занялись подвеской противокорабельных «Мурен», положенных нам по схеме Д-11. А третий номер – белобрысый парень, похоже, совсем недавно призванный из запаса, – сделал полшага в сторону и замер в нерешительности.

Я не без труда припомнил, как его зовут.

– Ну что же ты, Петя, скафандр давай!

– А?

– Ска-фандр. «Гранит-2». В оранжевом рундуке, от которого у тебя дистанционка в кармане!

– Ой, извините…

«Ой, извините», мама моя дорогая…

Пока Петя медлительно и неловко запечатывал мое бренное тело внутри скафандра, я рассматривал торпеды, которые одна за другой выныривали из погребов рядом со стоянкой «Фульминаторов».

Сразу видно, техники времени зря не теряли. На матово-черных боках торпед белели залихватские, удалые росчерки «За Москву!», «За Кремль!», «За Манеж!», «За Берлин!».

Встречались и личные мотивы: «За Тоцкого!», «За Серегу!», «За Бехерова!» (Бехеров был комэском-2 торпедоносцев, погибшим в самом начале войны; кто такой «Серега», я не знал, может быть, и Цапко).

Попадался юморок: «Гостинец от Петрины», «Гвардейский привет из Севастополя» и длиннющее «Шашлычница одноразовая фугасного действия „Русский кебаб“.

Было и кое-что непонятное – похоже, результат стараний резервистов из Западной Европы. На одной торпеде мне попалось «Friggin’ train», на другой – «Vergeltung».

– Слушай, Петя, у тебя баллончика с краской не завалялось? – бросил я через плечо.

– Какого баллончика?

– Да любого!

– Откуда ж ему взяться?

– То есть как откуда? А хоть те же гвардейские знаки? Вы же их как-то рисовали на флуггерах?

– Они, товарищ лейтенант, не красками делались. Это термопереводные картинки.

– Черт, да, действительно… А вон то – белой краской рисовано, верно? – Я ткнул пальцем в торпеду с такой композицией: череп и кости, обрамленные круговой надписью «Наш ответ Народному Дивану».

– Наверное… А зачем вам?

– Экий ты сонный, братец. Ну давай, помоги нашему героическому флоту, придумай: чем можно писать на корпусе «Мурены»?

– А-а-а, так вот вы к чему? Я сейчас, мигом!

Петя убежал к старшине расчета, а я, поскрипывая электромышцами скафандра, кое-как развернулся на месте, чтобы поглядеть на своего красавца.

Схема боевой нагрузки Д-11 – это две противокорабельные «Мурены», два блока «Оводов» (против флуггеров, малого радиуса действия) и дополнительные топливные баки на внутренних узлах подвески. Все уже было готово, не хватало только одного блока «Оводов», справа. Его сейчас как раз подавала тележка, управляемая техником-оружейником.

– Вот! – Из-под фюзеляжа вынырнул радостный Петя, размахивая черным маркером.

– Ну и как я буду писать? Черным-то по черному?

– Не волнуйтесь, товарищ лейтенант, все учтено могучим ураганом. Вы пишите, а я потом проявлю.

– Проявишь?

– Вот увидите!

Величественный в своем скафандре, как боевой слон, я подошел к «Мурене» под левой плоскостью, примерился и вывел маркером «За».

– Проявляй.

– Уже?

– Хочу посмотреть, как получается.

– Да пожалуйста.

Петя извлек из безразмерного набедренного кармана своей «Саламандры» плоский баллончик фризера, надел на него насадку и коротко пшикнул.

Вот ушлый народ техники… Явно ведь наткнулись на этот эффект случайно! Но – что работает, то работает.

Черный красящий состав маркера, прореагировав с фризером, стал ядовито-желтым – таким ярким, что я даже испугался: а вдруг на меня сейчас набросится Бабакулов или – пуще того – Белоконь с воплями «Демаскировка! Немедленно стирай или меняй ракету!».

Но, конечно, в предполетной лихорадке никому до меня дела не было, и я спокойно довел начатое до конца.

– А кто такая «Исса»? – спросил Петя. – Извините… Если не секрет.

– Не секрет. Моя невеста. Если бы Конкордия на нас не напала – она бы сейчас жила.

Нас держали в двухминутной готовности к подаче на катапульты. Это значило, что мы, одетые в скафандры, сидим в кабинах. Забрала шлемов откинуты. Фонари кабин закрыты, но не герметизированы – не хватает последнего щелчка.

Электросистемы флуггера активированы, связь включена, можно слушать и внутрикорабельную трансляцию (ВКТ), и все боевые каналы авиакрыла уровней «дом – эскадрилья», «эскадрилья – борт», «борт – борт». Действие последних эмулировалось при помощи резервных каналов ВКТ.

В сущности, мы переступили черту, отделяющую пребывание на борту от боевого вылета. Можно было считать, что мы уже куда-то летим – только расход топлива и кислорода все время «ноль».