Немного побродили вдоль набережной, над серой Шантарой. Обамолчали. Антон Павлович, гордо задрав ришельевскую эспаньолку, провидческивзирал на правый берег, над которым висела серая пелена индустриального смога –половина заводов была остановлена, однако новая Россия продолжала иждивенческиприрастать старой Сибирью… Насколько Родион мог судить, ни одна из машин,проехавших за это время мимо набережной, не выказывала желания остановиться,два раза одна и та же не показывалась. И среди редких прохожих новых лиц не прибавилось.Отвязались…

– Ну как? – осторожно спросила Соня.

– Так… – махнул он рукой. – Жрать уселись.

Соня на миг прижалась к нему, но тут же отстранилась, словнобоясь рассердить его своим сочувствием.

– Приходила мне повестка… – сказала она.

– В уголовку?

– Ага. Допрашивала какая-то рыжая кошка в майорских погонах.Шевчук ее фамилия. Улыбается, а глаза змеиные…

– По-моему, недалекая мусорня. Думаешь, у них погоныизвестным местом не зарабатывают?

– Кто ее знает… – пожала плечами Соня. – Может, и дура,но баба ядовитая. Нет, обошлось без подковырочек, но если такая вцепится, докости кусанет…

– Брось, – сказал Родион. – Все нормально прошло?

– Ага. Она меня особенно и не теребила. Так, формальности.Я, конечно, держала ушки на макушке. Да, хотим пожениться. Да, расходились вы сженой культурно, без битья тарелок и физиономий. Да, мы с тобой уже позналидруг друга, что по нынешним временам позволительно любому, а уж жениху сневестой – тем более.

– Было что-нибудь типа: «А где он был в такие-то дни?»

– Ты знаешь, нет, – сказала Соня. – Я, вообще-то,ждала, чем черт не шутит… Но она этой темы и не затрагивала.

– Значит, все прекрасно, – вздохнул оноблегченно. – Мы с тобой вне подозрений…

– Касаемо чего? – быстро спросила она.

Родион посмотрел на нее – она потупилась, зачем-то дернулаплечиком, – с расстановкой сказал:

– Касаемо всех наших подвигов на ниве экспроприацииэкспроприаторов, конечно. Все, что мы наворотили, ведению уголовки как раз иподлежит… – и на всякий случай поторопился перевести разговор. – Звонила?

– Ага. Конспирации ради не ему самому, а одной знакомой,которая точно знает, где он есть… Сидит дома.

– Прекрасно, – сказал он сквозь зубы. – Образецпри мне – ну кто бы вздумал на похоронах обыскивать убитого горем мужа? Так чтопоехали…

…Виталик с глубокомысленно-загадочным видом набрал на кончикложечки рассыпчатую розовую массу, послюнил палец, попробовал крупинку на язык,возведя глаза к потолку. Пожевал губами. Поджег щепотку на блюдечке, приблизивего к носу…

Родион зорко и недоверчиво наблюдал за ним, сидя на широкомпоручне дивана. Квартирка была однокомнатная, маленькая, но, впротивоположность логову злосчастного Витька, содержавшаяся в идеальной чистотеи порядке. Даже сейчас, восседая за столом в сером спортивном костюме, юныйдеятель эскорт-бизнеса щеголял безукоризненной, волосок к волоску, прической.

Вел он себя спокойно, без всяких внешних признаков удивлениясогласившись провести экспертизу, но Родион сторожил каждое его движение,наученный горьким опытом. Паренек это чуял, но виду не показывал, движенияостались столь же расслабленными.

Соня беспокойно ерзала в кресле.

– Интересно… – сказал, наконец, Виталик, страдальческипокосился на дымившую, как паровоз, Соню (сам он не курил, сигарет на столе невидно), но смолчал. Поднял глаза на Родиона. – И какие ваши проблемы?

Не моргнув глазом, Родион спокойно сказал:

– Мне предлагают купить.

– Ну и?

– Немного сомневаюсь в качестве. Заверяют, что товар якобыпервосортный, но я не специалист. Хотелось бы вас послушать. Процент обговорим…

– И много предлагают?

– Поллитровую банку, – сказал Родион, осторожности радизанизив количество непонятной субстанции ровно наполовину. – Я виделтовар, весь он выглядит точно также…

– И вы совершенно не разбираетесь? Родион молча развелруками, усмехнулся:

– Бич нашего века – узкая специализация…

– Ну не тяни ты кота за хвост, Виталька… – нетерпеливовмешалась Соня.

– Хорошие вы мои… – протянул парень с отрешеннымвидом. – Значит, целую поллитру? А вы сомневаетесь?

В комнате почувствовалась нехорошая напряженность. Скаменным лицом Родион легонько прижал левый локоть к боку, почувствовав подтонкой курткой рукоятку гнуснопрославленного «ТТ». Под костюмчиком у сопляканигде не выпирает, да и расстегивать «молнию» придется долго, стол без ящиков,и на столе ничего похожего на прикрытое газетой оружие… Нет, рано покадергаться.

– А давайте в открытую? Ради экономии времени? –спросил вдруг Виталик. – Сколько вы этого добра сперли?

Родион сделал оскорбленное лицо:

– Лексикончику вас…

– Простите, достопочтенный Робин Гуд, – поклонилсяВиталик. – Сформулирую иначе: сколько вы этого добра обрели? И, чтогораздо существеннее, не сопровождалось ли это обретение некими действиями,после которых кто-нибудь расстался с бессмертной душой?

– Ладно, – сказал Родион. – Не понимаю подвоха, нопросекаю где-то подвох… Сперли. Каемся. Насколько я понимаю, вы вовсе не горитежеланием поделиться этими откровениями с гражданами в мышастых кительках? Вот ипрекрасно. Предложение насчет процента остается в силе. Можем даже взять в долю– на разумных условиях…

– Чтобы я продал? – усмехнулся Виталик.

– Почему бы и нет? Трупов не осталось. Ни единого. Дажераненых нет. Вас это вдохновляет?

– Ничуть.

– Почему? – серьезно спросил Родион. – В самомделе, не тяните кота за хвост…

– Хорошо… – Виталик играл ложечкой.

На лице у него Родион увидел не алчность, не желаниеобставить недотеп – страх… Что-то тут было не так.

– Сколько у вас всего?

– Примерно литр, – сказал Родион. – Если считатьбанками.

И увидел, что щекастенькая физиономия Виталика еще болеевытянулось.

– Артисты… – сказал парень тихо. – Предложили им…Мистер Робин Гуд, тут могут быть только два объяснения, напросившиесяпрактически мгновенно: неспециалисту такой товар никто не предложит на толкучкеи не поднесет на блюдечке. Либо продавец был еще большим растяпой, либо… Ну, высами признались.

– Короче, – бросил Родион грубо.

– Это кокаин.

– Но кокаин же белый? – в голос воскликнули Родион сСоней.