Зажег свет в прихожей – квартира отчего-то была темной,Соня, видимо, вздремнула. Она, счастливица, могла дремать в любое время суток,как котенок, а он спал все хуже и хуже, чертов белоснежный кошмар в последниеночи занимал сновидения почти целиком и полностью, обычных снов то ли не видел,то ли не запоминал…

Прежде всего он увидел ноги в синих джинсах. И босые ступни.Еще ничего не успев сообразить, вырвал из кобуры «Зауэр», снял спредохранителя, шарахнулся в сторону.

Никого. Тягостная тишина. Держа под прицелом закрытуюкухонную дверь, кинулся к ней, зажег свет левой рукой. Никого. На полу –сюрреалистическая куча пустых пакетов и ярких, расписных банок, в которыххозяйственный Вадик хранил крупы и прочие сыпучие полуфабрикаты. В раковине,почти достигая краев, – неописуемая груда, где макароны смешаны с гречкой,а в золотистой кучке пшена темнеет чернослив (Вадик был свято уверен, чточернослив повышает потенцию, и лопал его килограммами, советуя всем знакомыммужского пола следовать его примеру).

Туалет, ванна… Никого. Вернувшись в комнату, он присел накорточки над лежащей навзничь Соней. Невероятно медленно, не веря, протянулруку, коснулся ее щеки. Щека была холодная и твердая, как кусок мыла. Широкораскрытые глаза смотрели в потолок, на лице – ни страха, ни боли.

Никаких ран не видно, только две верхних пуговицы белойблузки оторваны.

Он опустился на колени, замирая в смертной тоске. В головеназойливо звучало:

– Один солдат на свете жил,

Красивый и отважный,

Но он игрушкой детской был,

Ведь был солдат бумажный…

Не было смерти. Не было крови, трагедии, ужаса. Перед нимлежала красивая сломанная кукла, из которой вынули главное колесико, вызывавшаядаже не схлынувшую моментально тоску – досаду, схожую с ощущением занозы подногтем. Это было в первую очередь неправильно – он столько места отвел ей всвоем будущем, а она вдруг ушла… Умом он понимал, что лишился своей самойлучшей женщины, а вот сердце никак не желало на утрату откликнуться, заболеть,ворохнуться… Невероятно далекая частичка сознания вопила из неизмеримой дали,словно бы из другой галактики, пытаясь поделиться своей мучительной болью совсем его существом, но что-то непроницаемой стеной ограждало ее от простых инезатейливых мыслей, составлявших внутренность размеренно пульсировавшего под черепомшара.

Сначала он едва не бросился к телефону, набрать то ли 03, толи 02. Удержался – врачи были бесполезны, живые так не лежат и не бывают такимихолодными, а милицию в свои дела впутывать было унизительно.

Попытался приподнять ее за плечи – голова мотнулась такнелепо и неправильно, как не бывает ни у живых, ни у мертвых, словнодержавшаяся на ниточках головенка плюшевого медведя. Запрокинулась вовсе ужнеестественно. И он понял, что перебиты шейные позвонки – был на сборах один«дважды чекист», как его именовали, капитан запаса, приписанный к разведротечастей КГБ, обожавший живописать всевозможные смертоносные приемчики, неоставлявшие видимых следов, и их последствия. Значит, не все врал…

Неуклюже опустив ставшее незнакомо тяжелым тело, расстегнулблузку, джинсы. Ее не изнасиловали и не били.

Волосы растрепаны, тушь возле левого века смазана, но невидно даже царапины…

Тщательно застегнув «молнию» на джинсах и все пуговицы,выпрямился. Прошел по комнате кругами, принюхиваясь, как зверь. Сейчас он началпонимать, что, не исключено, и был волком в человеческом облике…

Особого разгрома и беспорядка в комнате не наблюдалось.Здесь искали что-то – но объект поисков был не особенно большим, иначе зачем сполки сброшены все книги, иные ящики секретера валяются на полу, другие простовыдвинуты?

Вновь заглянул на кухню. Машинально притворил дверцу белогошкафчика. И вспомнил. Именно так он сам обыскивал квартиру Могучего Михея впоисках денег и ценностей. Все то же самое, в точности. И высыпанные в раковинукрупы с макаронами, сначала тщательно просеянные через дуршлаг – вот онваляется… И наспех пролистанные книги. И вывернутые карманы Вадькиной одежды враспахнутом шкафу. Что ж, бывает и хуже. Хозяевами розового порошка и непахнет. Позвонили, а она, дуреха, взяла и открыла…

Проверил замок внешней двери – ни малейших следов взлома. Даи услышала бы, начни кто-то возиться с дверью – телефон в исправности, на столетак и остался стоять черно-зеленый газовый баллончик. Попалась на одну изуловок, какие, не особенно и мудрствуя, изобретали они сами… Что налетчикимогли взять? Да ничего, все спрятано в подвале, Сонин кошелек с какой-томелочью валяется под креслом – не прельстил…

Он устало опустился в кресло, закурил, не сводя глаз скукольно-спокойного личика девушки. В голове стеклянно позванивала томительнаяпустота. Вялое осознание утраты так и не переросло в боль.

Нужно что-то делать, и побыстрее. Скоро тело совсемзакоченеет. Вечная проблема, больше всего отчего-то мучающая героев французскихкинокомедий: что делать с трупом? Нельзя оставлять поблизости от дома, чтобы ненавести на «берлогу». За все недолгое время, что Соня здесь прожила, налестнице никто почти и не встречался, да и кто нынче в многоквартирных домахзнает в лицо хотя бы половину соседей по подъезду? И все равно, начнут шмыгатьсыскари…

Время не такое уж позднее, что скверно. Едва минуло десятьвечера, темно, конечно, но подъезжают машины, выгуливают собак, в соседнемподъезде шумно гулеванит свадьба: нынче суббота, день свадеб, «кровавый день»,как его цинично именует молодежь…

Отвезти в парк? Положить где-нибудь на обочине и быстренькоуехать? Имитировать несчастный случай? Интересно, какой? Упала на лестнице?Поскользнулась в ванной? Опасно. Нельзя оставлять поблизости, а подальшеотвезти еще более рискованно. Разбить «форд», обставить все так, словно онивдвоем попали в аварию? Чревато. Он не знал толком, как врачи определяют времясмерти, могут всплыть нехорошие несообразности…

Отправился на кухню, старательно, методично принялся зауборку, выгребая в мусорное ведро чуть подмоченную снизу мешанину. Потом навелпорядок в комнате. Пора было решаться. Бонни отправлялась в дальнюю дорогу –бедная, доверчивая Бонни, решившая, что роль подруги удачливого гангстераубережет ее от скверных напастей… А ведь это она, если вдуматься, определилаего судьбу, не случись встречи с ней, Родион мог и шагать по прежней дорожке…

Прихватив фонарик и мощную отвертку, спустился на первыйэтаж, отключил пакетник и, когда лестничная клетка погрузилась во мрак, отломалпластмассовые боковинки пакетника, действуя отверткой, как рычагом. Осталсялишь толстый железный шпенек, теперь свет можно было включить лишь с помощьюплоскогубцев.

Сходил на улицу, подогнал «форд» к самому подъезду, оставивдвери незапертыми. Медленно поднялся в квартиру, ступая грузно, тяжело. Приселна дорожку. Собрался с духом.

Поднял Соню, обхватив обеими руками пониже груди.Спохватился: она же босая… Нашел носки и кроссовки, надел. Сделать это былосовсем легко. Вновь оторвал от пола, потащил на площадку, лягнул ногой внешнююдверь, и она захлопнулась, щелкнул замок.