И он, ворвавшись в схватку, завершил, намерено сумбурную комбинацию зверским и уже хорошо известным в Кароссе ударом сапога. Оппонент без слов рухнул на пол, открытый рот его показывал, что он переживает редкие минуты полного единения с телом. Через мгновение рядом с ним упал последний боец, противостоящий мистеру Безупречность. Удивление он выражал распоротым горлом.

— Варвар! — сказал Доктор Фоме.

— Живодер! — парировал тот. — И вообще фехтун!..

Последний удар колокола прекратил их постоянный спор о способах и методах достижения блаженства для других. Посоветовав оставшемуся в живых не вставать, они ринулись в башню…

Хрупп возвышался в центре зала над чьим-то телом, воздев руки, а вокруг них с воем и стоном носились монахи, словно пораженные пляской святого Витта, руки и тела их непроизвольно и неритмично дергались, подчиняясь только своим воплям. Судя по всему, тайными церковными ритуалами Каросса была небогата — те же вопли, те же пляски! И дело шло к концу, они успели вовремя.

— Так всем стоять! — скомандовал Фома громовым голосом.

— А тебе лежать, нах!.. — приказал он Хруппу.

Хрупп на секунду остолбенел, монахи, наоборот, попадали. Фома давно заметил это параболическое действие русского мата: просишь одно, получаешь другое.

Доктор для пущей доходчивости распорол кому-то капюшон.

— Охрана! — закричал Хрупп, пытаясь, одновременно, как-то гальванизировать Фэя, но, видимо, охрана кончилась в зале.

Они уже почти добрались, сквозь вповалку лежащие тела монахов, до суетящегося над мастером игрушек томбрианца, когда тот, сделав несколько последних судорожных движений, стал исчезать, опять издевательски хохоча над ними.

Фома в ярости выругался.

— Достанем, — успокоил его Доктор, осматривая Фэя.

Если тот жив, а он, судя по всему, был жив, у них оставалась возможность разобраться с Хруппом сегодня и даже не очень спешить с этим; благодаря медиуму, они настигнут Хруппа раньше, чем тот достигнет дыры. Выяснилась еще одна деталь: это была не первая попытка Хруппа выйти с помощью Фэя к дыре, но у него ничего не получалось; Доктор определил это по особым приметам и состоянию медиума, у него на грудине были характерные язычки ожогов. Монахи это подтвердили. Сейчас это не имело никакого значения, но зато вселяло надежду: не все могут эти твари!

В трех словах, из которых два были связкой, несущей основную смысловую нагрузку, Фома объяснил монахам сущность и ход истории, место Хруппа в ней, а также последние королевские указы.

— Этот человек, — показал он на Фэя. — Должен жить после нашего ухода, а точнее, выздороветь полностью. Его нужно доставить обратно в Белый город. Я ясно выражаюсь?

И хотя выражался он совсем не ясно, из-за ненормативной лексики, монахи истово кивали, было видно, что понимания хватит надолго, даже если сайтеры и не вернутся.

Фома увидел знакомое лицо среди однородной капуциновой массы.

— Тихон! — сказал он. — Разъясни братьям все остальное, бо нам некогда!..

Кто-то из монахов услужливо подсунул им кипу бумаг. Это был архив Хруппа. Доктор сразу наткнулся на какие-то документы и протянул их Фоме.

— Что?.. — Фома углубился в чтение. — Мэя? Он вернется туда, в мой замок, зная, что у дыры мы окажемся быстрее!

— Не факт, — покачал головой Доктор. — Он не знает, что мы в курсе по поводу Фэя и, скорее всего, бросится к дыре.

Из подготовленных для сожжения бумаг было ясно видно, что Хрупп готовился стать хозяином Иеломойи. Бумаги ждали только росчерка королевской руки: пожалование графских поместий и наградная, за Джофраила. Скорее всего, встреча Хруппа с Джофраилом в трактире Томаса, которую они сорвали, все равно была бы последней для бравого разбойника, Хрупп намеревался оборвать все концы, вместе с головами разбойников. Правда, теперь бумаги не имели никакого значения, Хрупп был оглашен и никаких наград, тем более, Иеломойи, ему не светило. Он и сам прекрасно понимал это, это был просто архив. Но Мэя! Даже при самой малой вероятности появления Хруппа в его замке, Фома вибрировал. Черт возьми!..

Они стояли на смотровой площадке монастыря, не обращая внимания на величественный вид, что открывался оттуда. Но изломанная линия горизонта своей экстремальной амплитудой все равно задавала темп и тон разговора.

— А что если нам зацепить его по пути, куда бы он ни направлялся, а Док? К разрыву ли, ко мне ли в замок… и подтащить к дыре!

— Ты больной! — констатировал Доктор.

Он был прав. Зацепить кого-нибудь по пути, значило совершить переход с одной силовой линии на другую прямо перед противником. В этот момент переходящий становился полностью открыт и беззащитен. Позволять себе такие штуки! Хрупп уже не мальчик!..

Фома нервно щерился:

— Половое открытие! Я откроюсь, Док, я! А ты прикроешь!

— Нет! Мы вернемся после дыры и отловим его как миленького!

— Его-то мы отловим, а вдруг он — к Мэе? И потом, мы же можем и не вернуться!

Доктор раздраженно дернул головой. Потом секунду смотрел на горизонт, словно желая там разгадать настроение Фомы.

— Я иногда совершенно тебя не понимаю, — наконец сказал он. — Ты понимаешь, что на весах?.. Каросса, вся Каросса, страна, с людьми, городами, со своей судьбой, наконец! А еще Гимайя и Салатен!.. Не сунется он туда, понимаешь? Это архив, он про это и сам забыл!

Доктор уже клял себя, что передал Фоме бумаги, он-то хотел показать красоту игры случая и причудливое переплетение мотивов, многое могло решиться еще в трактире Томаса, припозднись они немного или не пусти он своих болванов вдогонку за Фомой. Ч-черт! Больше он не хотел рисковать!

— Вероятность его появления в замке ничтожна, равна нулю! Даже меньше, он сейчас спасает свою шкуру и забыл о какой-то Мэе! Да он её и не знает!.. Ведь он же понимает, что если мы закроем дыру, он — в ловушке!

Доктор хлестанул наотмашь инкрустированным