– Скула, понятно. Дал себя сожрать, как пирожок.

– Немножко грубовато сказано, но по сути верно. А людоедаминас не удивишь, верно? А в побегах разве людей не жрали? Бегунки всегда с собойберут «корову» на забой. А в блокаду в нашем с тобой городе на Неве тоже людилюдей не жрали? Жрали, Спартакушка, еще как жрали!.. Короче, раз Скула ходилтут, раззявив рот, как баба по базару, то сам и виноват. Он чего, не видел, чтотворится вокруг, что от такой жизни можно ждать любой подляны в любой момент!

– Я уже заметил, нервы тут у всех на взводе, каккурки, – хмуро сказал Спартак.

– Это верно, у всех тут нервы на пределе. Даже у легавых.Даже у Кума сдают, чего уж про нас, сирот казанских, говорить.

– У Кума? – переспросил Спартак.

– У него, – кивнул Марсель. – Лично стал людишекна тот свет спроваживать. Ну, про людоеда доподлинно неизвестно. То ли Кум самотужкивсе сполнил, то ли поручил кому – это есть тайна, покрытая мраком. Однимислухами пробавляемся. Однако... тот факт, что эти слухи появились, тоже омногом говорит, согласись. Зато с дровосеком все предельно ясно – Кум еголично... подытожил.

– Что за дровосек? – спросил Спартак.

– Да колол тут один мужик дрова для столовой. По крайнейтупости определить его на какую-нибудь другую работу было затруднительно. Какаяу него погремуха была? – Марсель повернулся к Гоге.

– Да кто его знает... Может, и не было никакой, –сказал Гога.

– Ну неважно. Космач полный. Не человек, а клоп в человечьемобличье. Где лево, где право не мог запомнить, чего уж говорить о другом. И вотон как-то коряво складывал наколотые дрова, они проходу мешали. А Кум частенькошлялся тем путем по служебным своим легавым надобностям. И каждый раз натыкалсяна дровницу, орал на тупого и втолковывал ему, как надо правильно складировать.И все без толку. Однажды Кум особенно больно долбанулся богонами о поленья.Это, кстати, все видел и потом расписывал Голуб. Он клянется, что Кум в тотдень был заметно датый. Может, потому и не стал тратиться на бесполезнуюговорильню, а просто без лишних слов заехал тупому дровосеку по рылу. Тотпостоял, постоял, покачался, лыбясь, потом свалился на снег, и юшка из ухазаструилась... Случай не бог весть какой выдающийся, тем более космач со снегаподнялся, вновь за дрова принялся и ну складывать их опять на проходе. Датолько с тех пор хиреть стал дровосек, доходить прямо на глазах и сгорелбуквально в несколько дней. Перекинулся. Вечером приволок копыта со своейдровокольни, а утром его нашли на нарах холодненьким... В больничке его, можетбыть, и откачали бы, ляг он туда вовремя, да только у него то ли ума, то лисмелости не хватило проситься в больничку. Так что замочил его Кум, форменнымобразом замочил...

– Помнится, Профессор наш рассказывал, что у японскихмокрушников, которые жили в незапамятные времена при тамошнем царе Горохе, былтакой способ хитрой мокрухи, – вставил Гога. – Назывался удар отсроченнойсмерти. Тюкнут человечка вроде бы несильно, извинятся, мол, миль пардон,случайно вышло, и отчалят восвояси. А штымп почешет ушибленное место, пожметплечами и похиляет дальше по своим делам. А через день-другой подыхает, и никтоне может понять, отчего да почему. А потому что мокрушники знали, в какую точкунадо тюкнуть и с какой именно силой. Чуть послабже тюкнешь – не подействует,чуть посильнее – скопытится прямо на месте и сам рогомет засыплется. Профессорпрогонял, что секрет этого удара навсегда утрачен... Может, Кум где надыбалэтот секрет и теперь тренирует ударчик на нашем брате?

– Смешную байку Гога двинул, правда? Только куда лучшеяпошек умеют бить наши легавые. Про то, кстати, Кум и беседовал потом сГолубом. Верняк, Кум вызвал к себе чекиста Голуба и калякал с ним за тот случайс дровосеком. Он же видел, что Голуб его срисовал. Кум все допытывался, бил личекист людишек на допросах. И Голуб признался, что бил. Только не по ушам.Потому как в Ен-Ка-Ве-Де его сразу просветили: по бейцам можешь лупаситьсколько влезет, а вот по ушам не трожь, убьешь как нечего делать и показаниянекому будет подписывать.

Пауза.

– А потом разговор Кума с Голубом повернул и вовсе винтересную сторону. Кум вдруг стал допытываться, что стало с чекистами, которыеработали при наркоме Ягоде. «Да перебили почти всех, – отвечаетГолуб. – А кого не перебили, тех пересажали». «А с вашим братом, сежовцами?», – спрашивает Кум. «Та же история», – говорит Голуб. И тутКум вдруг выдает: дескать, вскоре и нас поведут по Владимирскому тракту...Это-де в лучшем случае. А скорее всего, добавляет, забьют насмерть или к стенкепоставят. Кум, конечно, сильно под этим делом был, – Марсель щелкнул себяпо горлу, – но все равно... л-любопытные разговорчики вел гражданин начальник.

Марсель испытующе посмотрел на Спартака.

– Как думаешь, что у Кума на уме? Уж не маслинку ли в чердаксебе заслать надумал? Голуб трекает, что видел в кумовских глазахотрешенность... ну или что-то такое. Верный признак, божился, что на ту сторонучеловек смотрит. «У кого я видел такие глаза, – говорит, – те потомвешались в хатах».

– Боишься, нового пришлют? – спросил Спартак.

– Ну да, боюсь, – легко признал Марсель. – Потомукак слишком серьезный кипеж заворачивается, чтобы не бояться удара в спину...Вот представь себе, что ты возвращаешься со своего летчицкого задания. Удачноотбомбился, ушел от зениток и прочих истребителей. Подлетаешь к аэродрому напоследнем керосине, выпускаешь шасси, и тут тебя встречают не орденами иобъятиями, а лупят изо всех стволов и орудий. Такая же примерно ситуация можетсложиться, получи мы нежданно-негаданно нового Кума.

– Хозяин у зоны гнилой, тут Кум всем заправляет, –сказал Гога. – И по крайней мере нынешний Кум сучий порядок здесь нестроит. А если придет новый Кум и поддержит сторону сук, нам крышка. Точняк.

Марсель взял из котелка новую картофелину.

– Пока ты в больничке чалился, у нас здесь вышел с сукамисерьезный базар. Они завалили Ромика, причем в прямом смысле завалили – скатилина него баланы, когда он проходил мимо штабелей. Пришлось созывать толковище.Собрались в угольном сарае. Суки на толковище стали открещиваться, мол,Ромик – не наша работа. А чья еще, когда Ромик грозился выпустить кишкиЛопарю и Дылде за то, что они ласты переломали Пожару, кенту Ромика. В общем,закончилось толковище резней. Двух наших положили, мы завалили троих сук,многих порезали и побили. Не до смерти. Но кончиться могло еще хуже, кабыГорький не остановил своих и не увел с толковища...

– Чего ж я на бойне у лепил никого не видел? – спросилСпартак.

– Толковище было уж после того, как прошла буза...

– Была и буза? – удивился Спартак.

– Была, – с явной неохотой произнес Марсель. –Только беспонтовая. Когда стало совсем туго с хавчиком, мы ушли в полный отказ,на работы вообще никто не выходил, даже суки к нам примкнули. Ну, тут легавыепсы с цепи сорвались, карцерами задавили, перекрыли воздух по всем каналам.Объявили, что с колото-резаными и с побоями отныне будут отправлять не вбольничку, а в карцер, и пусть они там лечатся... Так что подрезанных теперьотхаживаем сами.