Сам [Он знает] Себя,[2185] то, желая удержать их от великого безумия, [учитель] посредством этих слов привел их учение к нелепости (ἄτοπον).[2186] Ибо, если они утверждают, что знают Бога, как Сам [Он знает] Себя, то, по необходимости, конечно же, следует добавить, где пребывает Известный [им], ради совершенного постижения (κατάληψιν) обозначаемого, и, таким образом, Бог, согласно им, совсем никак не отличается ни от чего из сущих, <1233A> ибо и Сам Он ограничивается в пространстве – что может быть нелепее этого? Если же они не будут говорить, где [пребывает Бог], то или им [придется] признать, исходя из предпосылки их учения, что Его вообще нет (что может быть безбожнее этого?[2187] Ибо как и чем может быть то, что вообще нигде не имеет существования?); или последовательность рассуждений [2188] по необходимости вынудит их сказать, что Божество не есть где-либо, и потому оно есть и существует (εἶναι μὲν καὶ ὑπάρχειν), но что́ оно есть и чем является, они не знают (τί δὲ εἶναι καὶ ὑπάρχειν).[2189] Ибо если, согласно их [словам], неизвестно, где Божество пребывает, намного более неизвестным будет само Божество – что оно есть по сущности.[2190] Поэтому, соблюдая благочестие, им по необходимости неизбежно придется признать, что не известное не есть где-либо (μηδέ που εἶναι).

По этой-то причине, как я думаю, [то есть] потому, что учитель обращался к [еретикам], окружавшим Евномия, он поставил под сомнение обратимость [утверждения], <1233B> добавив наречие «возможно». [Тем самым] он и нас привел к мысли, что [если чего-то] нигде нет, это не безусловно означает, что его нет никак и никоим образом. Ибо мы говорим, что Бог есть, что Он и нигде не пребывает (μηδαμοῦ τυγχάνειν), поскольку Он сущностно (οὐσιωδῶς) и по существованию (κατὰ τὴν ὕπαρξιν) не ограничивается в пространстве, и бесспорно (или: всячески, πάντως) есть, поскольку для бытия Он совершенно не нуждается ни в чем из сущих, без которых Он был, есть и всегда сможет быть, а скорее, всегда есть. Ибо существовавший прежде, чем сущее стало быть, не нуждается в сущих в качестве местоположения (θέσιν).[2191] Ведь если и у нас бытие (τὸ εἶναι) ремесленников по ипостасному существованию (κατὰ τὴν ὕπαρξιν ὑποστατικῶς)[2192] совершенно не ограничено (περιγεγραμμένον) в творениях их ремесла – а это вещь тленная, а говоря более истинно и в собственном смысле, и вовсе не сущая (μηδέποτε ὄν),[2193] то что можно сказать о силе неизреченной, непознаваемой, для всех [сущих] в равной степени не <1233C> вмещаемой и вечно пребывающей одинаковой?

Трудность 19

Из того же Слова, на [слова]: «Было ли это воображение (φαντασία)[2194] дневное, или неложное видение (ὄψις) ночное, или запечатление (τύπωσις) владычественного,[2195] постигающее будущие [события] как настоящие». [2196] [2197]

В высшей степени очистившись от того, чем присуще оскверняться природе людей, с помощью деятельного любомудрия, а умом предаваясь божественным умозрениям, всецело уподобившись по качеству (ποιωθείς) Святому Духу [2198] с помощью истинного тайноводства по ведению – то есть, испытав то же, что и святые пророки – сей блаженный отец в этих словах перечислил нам виды пророчества. Если мы вообще считаем целесообразным дерзновенно приступать к [толкованию] этих слов, сказанных столь великолепно и вдохновенно и превосходящих силу [разума] всех, кто не таков, каким был сам учитель, <1233D> то это следует делать не утвердительно, а в форме предположений.[2199]

Я считаю – если сделать предположение в меру моей близорукости – что «дневным воображением»[2200] [святой] назвал видение и слышание слов и предметов, слышимых и являемых святым не лично (ἀπροσώπως), а духовно, как посредством чувствования. Ибо в отношении божественных [вещей] не следует утверждать, будто для запечатления [путем] воображения воображаемое (φανταστόν) должно непременно присутствовать [реально]; <1236A> но, даже если лицо и не присутствует и чувственно воспринимаемые голоса не раздаются в воздухе, воображение действует чудесным и сверхъестественным образом, так что вводимый в божественные таинства поистине слышит и видит.[2201] Ведь всякое воображение (φαντασία) – либо о прошедших [событиях], либо о настоящих, но совершенно никоим образом не о тех, которые еще не произошли.[2202] Ибо [воображение] есть отношение, посредствующее между крайностями. Крайностями же я называю способность к воображению (φανταστικόν) и воображаемое (φανταστόν),[2203] из каковых посредством воображения (φαντασία), как отношения между крайностями, возникает образ (φάντασμα),[2204] будучи пределом действия и претерпевания, ибо действие, то есть способность к воображению, и претерпевание, то есть воображаемое – это крайности, связываемые окрест [образа] посредством воображения как отношения между ними.[2205] <1236B> Ибо обо всем, что воспринимает что-либо относительно чего-либо, говорят, что оно действует, а обо всем, что в отношении чего-либо подвержено [восприятию] других, говорят, что оно претерпевает. Итак, постигающие по природе действуют, а постигаемые по природе претерпевают, в качестве предела претерпевания и действия имея связь между собою посредством [чего-либо].[2206] Поэтому я считаю приемлемым, что относительно божественных [вещей] должно считать, что воображаемое не присутствует;[2207] поскольку [невозможно, чтобы] предстояло присутствовать тому, что [и так] уже в действительности (πραγματειωδῶς) присутствует по своей собственной ипостаси, и вместе с тем потому, что невозможно верить, что Божеством является что-либо, не имеющее ничего сверх последовательности по природе. Ибо если мы, воображая [что-то] ночью во сне, и видим [это], и слышим,[2208] тогда как зачастую нет никого говорящего или видимого, то намного более истинно, что святые испытывают это в бдении, поскольку Бог по чудесной благодати <1236C> осуществляет в них, когда они бодрствуют, то, что мы по обыкновению испытываем во сне по закону природы.[2209]

А «неложным ночным видением (ὄψις)» [учитель], как я предполагаю, называет или точное постижение будущих событий, возникающее в душе во сне, как [это было в случае] с Даниилом [2210] и Иосифом,[2211] или некое созерцание божественных вещей, доступное и телесным очам святых по причине крайнего бесстрастия из-за великой чистоты.[2212] «Запечатлением (τύπωσιν)» же «владычественного» он, видимо, как я считаю, называет отпечатки (τύπους) будущих [событий], являемые святым только единообразно (μονοτρόπως),[2213] словно на изображении,[2214] по простому и непротяженному приложению умного [начала] (κατὰ τὴν ἁπλῆν καὶ ἀδιάστατον τοῦ νοεροῦ προσβολήν).[2215]

Вот что я дерзновенно сказал, сделав предположения <1236D> относительно этих [слов] – не получив благодати опыта в этих [вещах], но [лишь исполняя]