περιχώρησιν)?[2162] И как каждое из этих [начал] существует, что оно есть, куда движет или движется, ради чего возникло, движет или движется,[2163] <1228D> не только по тем логосам (как было сказано), каковыми они первоначально существуют, но и по тем тропосам, каковыми они сами с собой и одни с другими разделяются и соединяются по примышлению и по действию?[2164]

А еще, каков логос сущности, природы, вида, формы, сложения, силы, действия и претерпевания каждой [вещи]?[2165] А каков всеобщий логос, с помощью середины (διὰ τοῦ μέσου) осуществляющий (ἐνεργῶν) связь между крайними согласно пределу каждого, чтобы ум и умопостигаемое (νοούμενον) были связаны и заключены одно в другом через посредство мышления, каковое есть объединяющее отношение разделенных окрест [возникающей] из обоих мысли (νόημα), и чтобы в соответствии с этим ничто из [сущих] <1229A> после Бога не оказалось бы свободным от описания?[2166] Таким же образом все чувствующие (αἰσθητά) и постигаемые чувством (αἰσθανόμενα), или чувственные (αἰσθητικά), [связаны] через посредство чувствования (αἰσθήσεως), которое есть отношение, общее для разделенных крайних, для чувствующих – ибо чувствованием воспринимаются чувственные, и для чувственных – ибо чрез него они подвержены чувствующим; окрест чувствилища (αἰσθητήριον),[2167] в котором установлен предел относительной силы (κατὰ τὴν σχέσιν δυνάμεως)[2168] каждого и окрест которого крайним присуще объединяться друг с другом через посредство отношения (σχέσεως).[2169] <1229B>

Пытаясь исследовать логосы (λόγους) этих [вещей] или какой-либо из них, мы остаемся в отношении разумения (περὶ τὸν λόγον)[2170] совершенно бессильными и безгласными, не имея возможности надежно утвердить ум ни на чем, кроме божественной силы. Вот в каком смысле, я полагаю, святой сказал, упражняя наш ум в благочестии, что «точное понимание творения даже в отношении малого»[2171] [не объемлется нашим знанием]. [Что же касается] слов «Но намного больше, чем они,[2172] непостижима и необъемлема природа, которая превыше их и из которой они [возникли]»,[2173] то [слова] «непостижима и необъемлема» надо понимать как общие в отношении творения и той природы, которая превыше их и от которой они, то есть творения, [произошли]. Следующие же затем слова «[непостижима] не в том, что она существует, а в том, какова она»[2174] – это предвосхищение возражения.[2175] Ибо, чтобы тот, к кому обращено слово, не обрушился на него со словами: «Стало быть, если наша святыня совершенно непостижима <1229C>, то „тщетна проповедь“ христиан, „тщетна и вера“,[2176] ни на чем не основанная» – для того-то, предвосхищая вредоносное слово или [изрекающего его] человека, [учитель] и говорит: «я назвал непостижимым не то, что та природа, о которой идет речь, существует, а то, чем она является»; и для подкрепления [своих] слов добавляет: «Быть уверенным, что что-то существует – совсем другое, нежели знать, чем оно является»,[2177] то есть, есть большое различие между тем, чтобы быть уверенным, что что-то существует, и тем, чтобы иметь точное представление о его сущности. Если мы благоразумно признали, что божественная сущность непостижима, – говорит [святой], – не искажай [наше] слово, будто мы полагаем ее непостижимой в отношении самого существования, и не выводи из этого, что мы вовсе исповедуем безбожие.

А затем он говорит: «Что, как ты полагаешь, <1229D> есть Божество, если ты всецело доверишься логическим приемам?» То есть: если ты считаешь, что можно, обследуя разумом (τῷ λόγῳ) искомое [понятие], заключить его в [рамки] некоего знания? «Есть ли [Божество] тело? (то есть: неужели [Божество] есть тело?) А как тогда оно беспредельно, неопределенно, бесформенно, неосязаемо и незримо?»[2178] [Он это говорит], чтобы стало ясно и понятно (поскольку в этом состоят господствующие общие понятия (κοινῶν ἐννοιῶν)),[2179] что Божество беспредельно, то есть не имеет предела. Ибо [иметь предел] свойственно тому, что содержится в четырех пределах, в точке, линии, площади и объеме, <1232A> а также и в трех измерениях – высоте, ширине и глубине, которые и сами содержатся в шести пределах, ибо каждое [из трех], очевидно, ограничивается двумя [пределами]: высота – верхним и нижним, ширина – правым и левым, глубина – передним и задним. И еще, поскольку эти общие представления предполагают, что Бог неопределенный, то есть Он не допускает ни раскрытия, разъясняющего, из каких [частей] состоит подлежащее, ни положения в [каком-либо] месте, ни начала или конца во времени; а также, что Он бесформенный, ибо Он, к примеру, не сферический и не четырехугольный, не прямой и не склоненный вперед; а еще неосязаемый и незримый, так как Он не подвержен чувствованию (ибо это особенность тел); [поскольку все это так], то, исходя из того, что было опровергнуто, безрассудно полагать, что Божество есть тело и [потому] имеет <1232B> необходимость делиться на столько частей, из скольких оно как тело состоит.

Ибо Божество совсем неделимое, поскольку оно совсем лишенное количества (ἄποσον), а совершенно лишенное количества, поскольку совершенно простое, а совершенно простое, поскольку совершенно непротяженное, а совершенно непротяженное, поскольку совершенно беспредельное, а совершенно беспредельное, поскольку совершенно неподвижное (ибо совершенно не движется то, чему некуда двигаться),[2180] а совершенно неподвижное, поскольку совершенно безначальное (ибо оно не имеет ничего, что было бы прежде него и больше него, ничего, что было бы [одновременно] с ним и равно ему, и ничего, что могло бы сравниться с ним и вместить его), а совершенно безначальное, поскольку совершенно лишенное рождения, а совершенно лишенное рождения, поскольку совершенно одно и единственное, а совершенно одно и единственное, поскольку совершенно безотносительное, <1232C> и потому совершенно неизреченное и непознаваемое, и единственный предел всего знания движущихся к нему благочестиво и богоприлично, [предел], единственно истинное познание которого в том, что он не познается.[2181]

Трудность 18

Из того же Слова, на [слова]: «Ибо если не сущего нигде нет, то, возможно, то, чего нигде нет – не сущее; если же [Божество] где-то есть – что бесспорно, ибо оно есть – то оно есть либо во всем, либо превыше всего».[2182]

«По какой причине, – вероятно, скажет слушающий, – учитель счел сомнительным обратимость (ἀντιστροφήν)[2183] [утверждения], добавив наречие „возможно“, хотя, согласно логическим предпосылкам (ὑποθέσεις), <1232D> всем ясно, что совершенно справедливо общепризнано: то, чего нет нигде, есть ничто?»[2184] Мы же, в меру скудости нашего нищего разума, скажем ему так: поскольку Евномий и окружавшие его [еретики] утверждали, что они знают Бога, как