Я же все понимаю — Гордас замкнулся в себе, закрылся, как краб в раковине в своей невидимой броне отчуждения от мира. Он строил защиту все эти месяцы вынужденного одиночества среди опасных странствий. Захочет ли Гордас мне о них рассказать? Не имею права настаивать, а он упорно молчит. Рад ли он вообще меня видеть…

А ведь я хочу разбудить в нем тот живой огонь неуемного любопытства и жажды жизни, что пленил в меня с первого взгляда на белокурого ясноглазого юношу, разве он погас и ветер пустыни развеял пепел… Обидно… Но я не теряю надежды найти угольки и возродить былое пламя. Не для себя, для него, хотя, наверно, я немного лукавлю.

Гордас повернулся ко мне и сухо, будто нехотя, произнес:

— Может, ты хочешь знать, каково мне пришлось на Маракхе. Были трудные дни и долгие жуткие ночи, но теперь все кажется таким далеким и даже смешным. Представляешь, в болоте мне привиделась Создательница… У нее в волосах запутались мокрые ветки и водоросли, а я почти испугался. Нет, кажется, я очень испугался тогда.

— Хм, помнишь, ту вашу песню… «Хуже адовых врат называть свои цепи наградой, в этом страх виноват, но не стоит бояться, не надо…».

— Забыл. Разве я пел тебе что-то подобное? Разве я вообще умею петь?

Похоже, я опять сказала какую-то чушь, надо взять себя в руки и прекратить эту игру слов и полунамеков, надо просто подойти ближе и прикоснуться к его плечу… Но Гордас вдруг начал расхаживать по комнате, заложив руки за спину, прямо как его отец в моменты раздумий.

— Знаешь, Соня, я с детства знал, какая участь мне уготовлена и с трепетом ждал триумфального возвращения домой. И вот все сбылось, а я не чувствую радости, будто что-то самое важное оставил на Маракхе. И никак не пойму что именно я забыл-потерял. Там, в лесу, в пустыне, в горах душа рвалась к вам, а теперь я здесь и кажется, что я уже лишний в нелепой жизни приморского муравейника. Доктор называет это естественной реакцией на премену образа жизни и апатия скоро пройдет, но я даже не знаю, хочу ли избавляться от нынешнего состояния. Мне так приятно тревожно и спокойно одновременно. Как бы объяснить, чтобы ты правильно поняла…

— Попробуй найти слова. Раньше у меня получалось разделять все твои чувства.

«Раньше… Наивная Соня, неужели ты не видишь, что между вами уже ничего не может быть как раньше».

— Гордас… а ведь ты мог остаться. Лоут сказал, что у тебя появилась подруга и возможность построить семью.

— Ахиль погибла, когда я принял решение идти дальше, она не захотела отпускать меня одного и поплатилась за свою смелость.

Так вот какие раны прячет его душа… Такое не забывается, стоит ли мне вообще стараться найти мостик к его сердцу.

— Прости, что заставила тебя говорить и вспоминать, тебе нелегко. Я же ничего не знала, конечно, я представляла, мучилась, но все это ерунда по сравнению с тем, что ты пережил на самом деле. Ты наверно презираешь меня теперь, у тебя столько всего случилось, а я спала в мягкой постели, ела фрукты, пила свежевыжатые соки… скучала и выдумывала себе развлечения. Я даже забросила свою работу, да и можно ли это удовольствие работой назвать? Баловство…

Я разленилась и если бы не контроль Рика давно бы превратилась в толстенькую довольную хрюшку с розовым пятачком… Гордас, я все поняла, ничего не исправить, лучше прогони меня, скажи что-то злое, гадкое, чтобы я обиделась и ушла. Потому что сама я не смогу от тебя отказаться… Гордас… я все еще тебя люблю — даже таким чужим и далеким.

Он подошел ко мне вплотную и резко спросил:

— Скажи, ты счастлива с отцом?

А сам смотрел отстраненно, будто сквозь меня, стоит ли что-то отвечать…

— Я не знаю. Я ждала тебя. Реши за нас двоих. Как ты скажешь, так все и будет.

Гордас что-то обдумывал, теперь уже разглядывая пустые стены и черный квадрат потолка.

— Он сказал, тебе нужен ребенок? Ты за этим пришла ко мне?

Неужели все напрасно… Остается только развернуться и покинуть этот холодный, неприветливый дом. Но Гордас остановил меня у самых дверей, догнал и обнял за плечи, прижавшись лицом к моим волосам.

— Думаешь, я просто так тебя отпущу, позволю уйти в ночь — исчезнуть, раствориться в темноте, словно и не было тебя в моем доме… Соня, что я могу для тебя сделать, только скажи и я все сделаю.

— А я для тебя?… Эх, молчишь, а прежде ты бы не медлил с ответом… Да, я сказала Лоуту, что хочу получить от тебя ребенка, но это лишь повод встретиться с тобой, понимаешь? Мне даже жалко свою крошку, нет еще никакого малыша, а им уже манипулируют. Я научилась притворяться и врать… Пагубное влияние Марионы. Но разве надо все сваливать на богиню?

Гордас медленно развернул меня, и теперь я оказалась прижата щекой к его груди. Я тоже обняла его и сцепила пальцы рук у него на поясе сзади.

— Я вчера долго думала, не могла заснуть. Мы все время чего-то хотим, нам постоянно чего-то не хватает для полноты счастья. А вот сейчас я понимаю, что счастлива и нечего больше желать. Я вижу тебя, слышу твой голос, ты меня не гонишь, и я могу к тебе прикасаться. Разреши мне еще немного вот так быть с тобой рядом, я хочу запомнить это ощущение, засушить впрок. Мне хорошо с тобой сейчас и более ничего не нужно.

И даже если мы не сможем быть вместе, то я все равно буду счастлива знать, что ты живешь в одном городе со мной, просыпаешься по утрам, завтракаешь, улетаешь на службу, вечером моешься в душе… мне достаточно будет представлять как ты сладко спишь в постели и даже если рядом будет другая женщина… я… я как-то это переживу, если буду уверена, что… что она тебе нужна и тебе с ней спокойно и ты счастлив.

— Соня, я изменился, возможно, ты любишь не меня, а того прежнего — светловолосого…

— Что за ерунду ты говоришь! При чем здесь цвет волос?!

Он как-будто не слышал меня, он все это время витал мыслями в других землях, может, вспоминал свою «песчаную девушку». Но тогда зачем удерживает меня, из жалости? Хочет устроить красивое прощание? Я не нуждаюсь в снисхождении.

И он по-прежнему не выпускал меня из рук и начал какой-то странный разговор, отчего я всерьез забеспокоилась о его психическом состоянии.

— У меня шрамы на груди. Вот, смотри, от когтей медведя… И еще рубцы здесь и здесь…

Кожа на его плече была немного воспалена вокруг черной надписи, я осторожно прикоснулась пальцами к первым буквам и отдернула руку.

— Почему тебе не наложили повязку с охлаждающим кремом… мазь какую-то… зачем все усугублять… Гордас, почему при тебе нет электронного доктора, в доме вообще есть лекарства? А продукты?

— Подожди, ничего не нужно, я только хочу, чтобы ты меня увидела таким и подумала еще раз.

— Да о чем думать?! Я пришла к тебе, Гордас. Я же пришла к тебе…

— Значит, ты хочешь от меня ребенка, чтобы потом растить его с Шалоком?