Этого оказалось достаточно, чтобы среди евреев масса охотноприняла эллинскую культуру, начали строить гимназии, в которых по греческоймоде и обычаям занимались упражнениями обнаженными, устраивали на площадяхгородов эротические танцы, совокуплялись с животными, убеждали ошалевший народ,что пришло время перейти на более высокую ступеньку культуры, ведь пришла эпохасексуальной революции и общечеловеческих ценностей.

В массовом порядке строились по всей Иудее жертвенникигреческим богам, где обэллинившиеся евреи приносили жертвы. Когда верных старойрелигии осталось совсем немного, Антиох решил ускорить процесс и велел перебитьтех, кто верен Торе. Евреи-эллинисты охотно и со смехом выдавали сородичей, ониже помогли грекам войти во двор святилища, обгадили масло и менору, сторжеством закололи свинью на жертвеннике и внесли ее в Святая Святых. Там ониее сварили, именно евреи-эллинисты радостно съели ее, радуясь победе. В Храмебыла установлена статуя Зевса Олимпийского.

Не знаю, но при всей симпатии к древним эллинам, к греческоймифологии я бы сам тогда взялся за оружие: людей заставляли молиться существу,который оскопил родного отца, который подличал направо и налево, прятался отжены со своими адюльтерами, обманом проникал к замужним женщинам, чтобы вотсутствие мужа потрахаться под его личиной…

И все-таки большая часть эллинистов не просто предпочлаприносить жертву греческим богам, но и начала воевать против своего же народа.Когда престарелый священник со своими сыновьями поднял восстание, эллинствующиеевреи укрылись в Акре, неприступной крепости, и Маккавеи не могли ее взять. Тамэллинисты укрывались два года, пока не подоспела военная помощь из Греции.

Кстати, прекрасные слова нашел для боевого клича престарелыйМатитьях, возглавивший восстание: «Тот, кто за Бога, иди за мной!» Это былислова Моисея перед началом борьбы с теми, кто точно так же откачнулся отсуровых заповедей имортизма Моисея и поклонился золотому тельцу. Тогда точнотак же пришлось совершить жестокое кровопускание среди своих… которые уже сталине своими. Так что, вооружившись этими «уроками истории», надо укрепиться духоми без колебаний разить заокеанские нечистоты, рядящиеся под высокуюобщечеловеческую культуру траханья на улице и швыряния тортами.

Приближается день города, Волуев собрал в Кремль столичнуюзнать, в том числе и власть, ибо Москва имеет свое правительство, оно дажепишется с прописной: Правительство.

Все поместились в Георгиевском зале, там десять рядовроскошных стульев, а на свободном месте обычно торчат две трибуны, с которыхвыступают главы государств, но в менее торжественные дни там ставят круглыйстол на дюжину человек. Вообще-то стол овальный, в форме утиного яйца, но всеего привычно называют круглым, так что самые знатные, то есть представляющиевласть, сели за круглый стол, а остальные расположились в зале в качествезрителей.

Я не стал садиться ни на остром конце, ни на тупом, какизвестно, одни разбивали с острого, другие с тупого, наметил взглядом место сбоку,так к народу ближе, да и безопаснее.

На этот раз на совещании присутствовал даже мэр города,эдакий крепкий дядя, массивный и с широкой костью, умеющий держать удар.Среднего роста, очень плотного сложения, кругломордый, игрок таранного типа.Небольшое брюшко, но скорее за счет добавочных отложений жирка, что к концузатянувшегося до ночи рабочего дня сгорает, как в топке, но это видят ужетолько домашние. Глаза прищуренные, цепкие, лицо простецкое и вместе с темжесткое лицо военачальника, привыкшего отправлять в бой миллионы, половинакоторых может погибнуть, но чтоб победа была!

С лысиной, блестящей, как колено, он не стесняетсяпоявляться под юпитерами, когда от нее зайчики скачут, как бенгальские огни,хотя обычно носит кожаную кепку, сшитую вроде бы простецки, но всегда по самойпоследней моде. Когда у него ехидно интересовались, почему не шапка, он первыйговорил: дык горит же, проклятая!

Когда я приблизился, одаривая каждого в шеренгерукопожатием, он снял кепку, я подал руку и сказал с нарочитым подозрением:

– Что это вы кепочку-то сняли, как перед покойником? Это начто намекиваете?

– Дык я ж из великого почтения, – ответил он сподчеркнутой уважительностью.

– Евреи, – сказал я строго, – входя в храм,кепочки не снимают!

– Дык я ж вроде не еврей… – сказал он, задумался, добавилнерешительно: – Вроде бы… хотя кто из нас не еврей?..

– Хоть вы и не совсем еврей, – сказал я ещестроже, – но я разве не бог?

Мы засмеялись, наконец разомкнули руки, он надел кепку, а яперешел к его соседу и пожал тонкие трепетноланьи пальцы. Волуев двигался сомной синхронно, готовый подсказать, кто есть ху, будто я Брежнев в последнийгод царствования.

– Здравствуйте, Евпраксий Иванович, – сказал я. –Ценю вашу работу по новой организации микрорайонов бизнес-класса.

Трепетная лань зарделась, в то же время глаза сталиумоляющими: не шучу ли, ведь его работу раздолбали на всех научных форумах,хоть шуму наделала, собранные данные опровергнуть не удалось, все силы былипотрачены, чтобы дать иное, более политкорректное толкование. Я царственноулыбнулся, шагнул к следующему, этого тоже знаю только по работам, протянулруку:

– Поздравляю! Оценил вашу мужественную защиту пореконструкции Бульварного кольца. Особенно вашу стойкость перед натискомобщественности.

Он уловил по моему тону, как я отношусь к общественности,заулыбался с облегчением, до сих пор его клюют за аристократизм и пренебрежениемнением простого народа, населяющего центральную часть города с того времени,как вся знать переселилась в Южное Бутово, где престижные дома, суперэлитныекомплексы, конноспортивный парк, густой лес, озера и чистейший воздух.

Волуев взглянул на часы, так тренер сверяет пульс своегоподопечного с секундомером, сказал отрывистым шепотом:

– Пора на трибуну!.. Не укладываемся.

Я послушно отправился на трибуну, оглядел зал, смотрят сожиданием, без подобострастия, эти понимают, что именно они, ученые и людикультуры, – чего-то стоят, а я всего лишь чиновник, нанятый исполнятьобязанности ровно на четыре года…

– Дорогие друзья, – сказал я.

Волуев тут же незаметно ускользнул и буквально через паруминут начал от двери стукать пальцем по циферблату часов и возводить очи горе.

Я закончил поздравительную речь, пожелал успехов, откланялсяи с радостной улыбкой уступил место мэру. По дороге к кабинету Волуев торопливопересказывал новости. Международные – все то же, а вот у нас под носом, вподмосковном лесу, – ЧП. Отряд ОМОНа провел облаву в подмосковном лесу,где любят по выходным отдыхать горожане. Хотя бойцы навидались всякого, но иони дрогнули, когда еще на подходе к лесу начали встречать собачников, чтоведут хромающих и плачущих собак с изрезанными лапами, велосипедистов, этипешком с велосипедами, у тех спущены шины, вон мужчина несет ребенка на руках,ноги неумело обмотаны тряпками, красные пятна крови расплываются, тканьтяжелеет, кровь начинает капать на землю, на туфли испуганного и разъяренногоотца.