– Ответвление?

– Одно из толкований Корана, – поправился он. – Нодля большинства же мусульман достоинство имортизма в том, что он явно направленпротив ненавистных юсовцев. Потому на первых порах к нему отнеслись скореедоброжелательно, чем как к противнику, а когда ощутили угрозу, имортизм уже зацепилсяв среде высоколобых, технарей высшего класса, ученых, бизнесменов.

Я сказал скептически:

– У меня на них надежды нет.

– И у меня, – вздохнул Волуев. – Но вы ведь наисламские страны и не рассчитывали?

– Скажу честно, – признался я, – я рассчитывал преждевсего на Россию. Именно здесь мессианские настроения в крови…

Он улыбнулся торжествующе, словно это он придумал и ловковнедрил в жизнь имортизм, поклонился и отбыл в свою канцелярию: пора готовитьмой визит во Францию.

Беда в том, что остальной мир совершенно не враждебенимортизму, как по стратегическому замыслу было бы крайне неплохо: лучшие умыинстинктивно бы сопротивлялись, вырабатывали бы защитные механизмы, но, увы,самая большая угроза имортизму идет со стороны вполне милого и доброжелательногоокружения. То есть большинства. А большинство, как известно, исповедуетнехитрые принципы: умный в гору не пойдет, плюй на все и береги здоровье,нервные клетки не восстанавливаются и прочее, а в отношении соседей звучит: а,тебе больше других надо?.. А, ты хочешь быть лучше нас?.. Ты не такой, как мы,значит – урод!..

Увы, страх оказаться непохожим на других останавливает дажесамого смелого. Демократия как строй, уничтожила все остальные формации,человечество превратилось в такую серую однородную массу, что просто не можетбыть долго в этом состоянии – обязательно вырастет нечто новое, и будет чудо,если это новое не окажется кровавым и страшным!

Имортизм – неизбежная ступень эволюции человеческогосознания. Это выразилось в выгранивании новых идей существования, новых правилбытия, а затем это приведет и к биологической эволюции. Конечно, не стихийной,для этого пришлось бы ждать миллионы лет, просто новые правила отделятимортистов в группу, что в процессе постоянной работы над собой сперва продлитжизнь, затем обретет индивидуальное бессмертие.

Через два дня визит в другую страну, причем – во Францию,которую я люблю с детства, а «Марсельезу» знаю наизусть еще со школы. Неполагаясь на Волуева, не всегда же он сможет подсказать, проштудировалпоследние данные по Франции, не все из них ложатся даже на стол французскогопрезидента, сделал зарубку в памяти, что одиннадцать миллионов мусульманпрошлого года превратилось в семнадцать этого, а имортистов в течение годастало в двести раз больше, сейчас уже – полмиллиона, почти все – в высшихнаучных и преподавательских кругах, а часть даже в правительстве.

Перелет прошел в переговорах по телефону, справа и слева явсе время видел хищные силуэты боевых машин, истребители сопровождения вели досамой границы, там передали немецким, а те вели до границ Франции.

Это мой первый визит в качестве главы государства, к тому жене простой визит, то есть частный, неофициальный, когда приезжаешь вроде быпросто пивка попить, на отдых, что действительно значит насчет пивка, или налечение, что тоже означает по пивку, нет, я лечу с официальным, что есть высшийуровень. Это означает и прием по высшему классу, начиная с торжественнойвстречи в аэропорту с участием почетного караула, гимнами, проживанием в особойрезиденции, официальным приемом с обменом речами и множеством других церемоний.Конечно же, надо будет осматривать Париж, но, главное, все должно закончитьсяподписанием документа о дружбе, сотрудничестве и взаимных поставках. По крайнеймере, надеюсь, что получится. Наши министры иностранных дел много поработали,чтобы отредактировать документ так, чтобы нам оставалось только поморщить длятелекамер лбы, изображая глубокие раздумья, а потом лихо подмахнуть бумаги,обменяться рукопожатиями и папками с документами.

Самолет еще катился по бетонной полосе, но я уже разгляделкрасную ковровую дорожку, две переносные трибуны с торчащими камышамимикрофонов, там выстраивались разноцветные военные: сухопутчики отдельно,летчики отдельно, а моряки так и вовсе в сторонке, будто и не родня вовсе этимдвуногим.

По трапу я сошел в сопровождении Волуева, за ним целая толпаэкспертов, советников, переводчиков. У трапа встретил Этьен Пфайфер, президентФранции, крепко пожал мне руку, улыбался сдержанно, по-президентьи, но, когдарасцепили ладони, улыбка растянула рот до ушей.

– Приветствую вас, господин президент, – сказал он судовольствием, – в моей прекрасной Франции и в моем дорогом Париже! Долженсказать, не мог дождаться встречи с вами, ибо встряхнули вы мир, встряхнули…

– Разве не пора? – поинтересовался я.

– Ох, давно пора, – ответил он с шутливойсокрушенностью. – У нас такое творится… Позвольте вот сюда.

Грянул оркестр, под грохот барабанов и рев труб мимопроходили сухопутчики, летчики и моряки. Если бы приехал Медведев или Казидуб,их бы встретили только сухопутчики, а Потемкину, как министру иностранных дел,вообще повезло: его встречают без всяких почетных караулов, для него этопростые будни – прыгать из страны в страну, укреплять нити, связывающие страны.

Затем мы пошли по широкой красной дорожке, длинный стройвысокопоставленных военных, смотрятся хорошо, поджарые, надо бы нашим подтянутьживотики… ничего, имортизм возьмется и за это, смотрят с нескрываемыминтересом. Я ведь не просто победивший на выборах удачливый претендент,сумевший половчее построить предвыборную агитацию, а представитель непонятногопока что имортизма, я здесь нечто вроде аятоллы и Мартина Лютера, хотя ястараюсь представить себя в облике Вольтера, призывающего раздавить гадинудемократии.

Этьен шел рядом, лицо торжественное и задумчивое, играет еголюбимая песня, то есть государственный гимн Франции, когда-то и наш гимн, всмысле, когда мы воздвигали баррикады, шли на штурм царского дворца, дрались вокружении против интервенции четырнадцати держав… Теперь же у нас нечто рыхлое,туманное, а слова к этому безобразию не знают даже депутаты Госдумы. Да и я,честно говоря, не пропою от начала и до конца, собьюсь.

Как хорошо, мелькнуло у меня в голове, если бы Таня шла сзади,их с женой Этьена окружал бы целый рой переводчиков, советников и прочихкамердинеров, к нам доносился бы их беззаботный смех, у жен президентовпрограмма проще: понравиться друг другу, завязать контакты на личном уровне,перейти на «ты» и отыскать общие интересы в своей чисто женской сфере. Конечно,им по программе визита придется посетить университет, Благотворительный фонд,Дом Инвалидов, но, думаю, они и там смогли бы щебетать о тряпках, серьгах иособо влажной помаде.

Впереди чернела вереница правительственных лимузинов, у всехфлажки на капоте, однако Этьен на ходу наклонился к моему уху:

– Если господин президент пожелает… мы можем внестиизменения в протокол.