Глава пятьдесят вторая

Я как раз занимаюсь своей установкой, когда возвращается няня с сыном Дилана. Ястреб, а затем и Деннис предупреждают меня, шепчут мне в ухо.

Я решаю остаться и делать то, зачем пришел. Во Вьетнаме я входил в хижины посреди ночи, убивал всех внутри и уходил, не разбудив ни души.

Там пять отдельных магнитофонов. К счастью, они промаркированы. Спальня, гостиная, столовая, библиотека, спальня № 2. Пока я там, один из них ненадолго включается на короткое время. Гостиная. Няня проходит там с Диланом. Она говорит, что даст ему вкусную бутылочку, и он замечательно поспит, да-да-да. Похоже, она знает свое дело.

Я подключаюсь к трем линиям. Включаю трансляционные устройства. Дом Мэгги находится достаточно близко, чтобы сделать там пункт прослушки. Закончив, я снова использую направленный микрофон. Я слышу, как Дилан сосет свою бутылочку, а няня что-то бормочет ему. Затем ее дыхание становится тяжелым, и я думаю, что она тоже задремала.

Я выхожу без проблем. Затем мы втроем отправляемся в обратный путь. Это шесть миль по прямой, девять миль по дороге, примерно столько же по пересеченной местности, если не хочешь, чтобы тебя увидели. Мы переходим дорогу на территорию Мэгги за поворотом, который скрывает нас от наблюдателей из «Юниверсал Секьюрити».

Я отправляю Денниса обратно в Лос-Анджелес. У него там дела. В данный момент он мне не нужен. Я оставляю Ястреба, Стива и Мартина. Я буду прослушивать дом и не поручу это никому, кроме Мэгги. Я даже не говорю этим троим парням, что делаю или чего хочу. Если они сами догадаются, это хорошо. Если нет – тоже хорошо. Их работа – патрулировать периметр. Следить, чтобы люди Тейлора не проникли внутрь. Защищать Мэгги. У нас достаточно огневой мощи почти для любой невоенной ситуации. Не то чтобы я ожидал чего-то подобного. Просто я понимаю, что теперь мой ход.

Глава пятьдесят третья

Слушать людей по большей части скучно. Наблюдать – скучно. Ждать в засаде – скучно. Но меня это не мучает. Я умею ничем не заниматься. Это делает меня хорошим солдатом, хорошим частным детективом. Когда мне нужен перерыв, Мэгги слушает за меня.

У Джона Линкольна Бигла и Жаклин Конрой, похоже, все складывается удачно. Она ведет себя очень мило. Я говорю Мэгги, что сплетни, которые мы все слышали в Лос-Анджелесе, не соответствуют действительности. Мэгги смеется надо мной.

– Она притворяется, – говорит Мэгги.

– Я так не думаю, – говорю я.

– Она ужасная актриса. Если мне когда-нибудь придется играть ужасную актрису, я буду делать то, что делает Жаклин Конрой.

Я думаю, что Мэгги ерничает.

Я убеждаюсь в своей правоте в тот вечер, когда слышу, как они занимаются любовью. Мэгги тоже хочет послушать. Я подключаю второй комплект наушников. Мы лежим в постели и слушаем вместе. Они занимаются любовью даже дважды. Но Мэгги уверена, что она права.

Мартин очень впечатлен Ястребом. Я вижу, как он сравнивает его со своим отцом. Модная одежда, манеры, все дела. Еще он очень впечатлен Мэгги и ее миром богатых белых людей. Большую часть времени я не думаю об этом дерьме, но он сын Стива, и когда я считаю по пальцам количество людей, которым доверяю в этом мире, я не могу обойти Стива.

На следующий день Джеки и Линк немного ворчат друг на друга.

Он играет с ребенком, показывает ему разные вещи, и ему это нравится. В небольших дозах, с помощью няни. Я не знаю, как воспитывать детей. Мне кажется, это женское дело. У них есть терпение и другой вид любви. Я знаю, что не должен так думать, но меня воспитывал отец, и у него получалось дерьмово. Дело даже не в том, что он не умел этого делать. Просто он не мог бы делать это лучше, даже если бы захотел. В нем просто не было этого. Терпения, или что там есть у женщин.

Линк удивлен тем, как хорошо его сын координирует действия и общается – хотя он говорит только «дай» и «на» и воет так, что микрофон чуть не разрывается, когда он не получает того, чего хочет. Даже удивительно. Его можно было бы снимать в рекламе в роли отца. Но Джеки использует это, чтобы прижать его. Мол, что он бы не удивлялся, если бы проводил больше времени дома. Со своим единственным сыном. Со своей женой. Это обычная песня, которую женщины заводят о мужчинах. Возможно, она права. Я не знаю, сколько времени мужчина должен проводить дома. Если Мэгги забеременеет и у нас будет ребенок, мы тоже будем петь эту песню?

Но потом они успокаиваются, и снова кажется, что им хорошо друг с другом. Они общаются не как новые любовники, но и не как те, кто собирается завтра развестись.

За ужином Линк говорит Джеки, что он счастлив, что они пытаются и это работает, и благодарит Джеки.

– Я люблю своего сына, – говорит он. – И я любил тебя. Мы сбились с пути. Мне жаль. Это отчасти моя вина, я знаю. Мы можем найти путь назад. Снова друг друга полюбить. Я начинаю это чувствовать.

– Спасибо, что сказал это, – говорит Джеки. – Для меня это важно. То, как все сложится между нами, очень важно.

На некоторое время воцаряется тишина. Я слышу какие-то тихие звуки. Я не могу разобрать, что именно они делают, но потом понимаю, что они курят какую-то травку. Джеки хихикает. Линк издает непонятные самодовольные звуки. Они выходят из комнаты. Я снова слышу их в спальне. Джеки уговаривает его сделать еще одну затяжку.

– Я хочу сделать для тебя кое-что особенное. Ты улетишь в космос.

Чуть позже она говорит:

– Никто не знает тебя так, как знаю я, Джон Линкольн, и никто не может заниматься с тобой любовью так, как я.

У меня есть только аудиозапись, без видео, но я думаю, что она связывает его, а затем начинает заигрывать с ним и натирать его тело маслами. Она объявляет, что ей понадобится много времени, поэтому прошу Мэгги перехватить, а сам спускаюсь вниз и варю свежий кофе. Когда все готово, я возвращаюсь наверх с чашками для нас обоих и захватив немного бренди.

– Это очень странно, – говорит Мэгги, – слушать их так, как люди слушали нас.

– Правда?

– Да, мы наделали ошибок.

– Как это?

– Мы были слишком хорошо осведомлены о микрофоне. Тут все гораздо более… бессвязно. И скучно.