Первым, кого я увидел, стоило остановиться, был Кит. Бугай стоял, широко расставив ноги, и осматривал что-то прямо перед собой на земле.

Я заглушил двигатель, вылез из тачки. Парень обернулся на звук моих шагов, выглядел хмуро и… растрепано. Его взгляд задержался на мне на какие-то доли секунды, а потом панк снова отвернулся. Что-то блеснуло на солнце у его левой ноги — канистра.

Что…

— Чтобы у тебя ни случилось, мужик, поджог — не выход.

— Поджог тут не поможет, — уже привычной насмешки в голосе Кита на этот раз не было. — Переодевайся. Подсобишь.

Между его ног на асфальте, справа и слева, виднелась какая-то надпись, но слово или слова целиком у меня разглядеть не получалось. Только цвет — кроваво-красный.

Входная дверь скрипнула, и на крыльце показался Костя. Мальчишка нес шланг, старые швабры и респираторы.

Я ускорил шаг, бросил сумку с вещами на землю, уставился на надпись:

«Сдохни».

Ну… по крайней мере, коротко и по существу.

Панк какое-то время разглядывал мое барахло, но ничего не сказал.

— А Мара… — начал я.

— Не видела, — качнул головой ребенок. — И если мы поторопимся, то и не увидит.

— Шелестова еще не вернулась?

— Уехала с самого утра, — кивнул бугай. — Сначала в похоронное бюро, потом к юристам. Родственники активизировались. А эта дрянь появилась часа два назад.

Я нахмурился, закатывая рукава, глядя на неровные жирные красные буквы. Писал человек. От иных на отеле стоит защита, она не пропустила бы. Да и слишком мелко для Георгия. С другой стороны, у Мары могли быть и другие «доброжелатели». О том, что хозяйка отеля этот самый отель покинула практически сразу после меня, я знал: ребята, которых я попросил присмотреть за семейством, сообщили. Но вот о том, что девушка еще не вернулась, понятия не имел.

Я отнес сумку на крыльцо, Кит открыл канистру, щедро вылил на асфальт ее содержимое, Костя протянул нам респираторы и отправился прикручивать шланг к крану.

— Надо шевелиться, — задумчиво протянул мальчишка, поднимая с земли швабру. — Как думаете, успеем?

— Мара сказала, что вернется часа через полтора, — ответил панк. — Должны. Думаю, рассказать надо после ужина.

Краска начала течь. Неровные подтеки змеились по асфальту, от запаха резало глаза и чесался нос.

— Разве смысл не в том, чтобы скрыть художества от Шелестовой? — спросил я.

— Она не должна видеть, но должна знать, — отрицательно качнул Кит головой, обернувшись. — Это не первая подобная надпись, раньше кто-то гадил возле квартиры в городе.

— Ага, — подтвердил Костя. — Дверь размалевал.

— Давно? — насторожился я.

— Последний раз дня три назад, — пожал худенькими плечами ребенок, опуская швабру.

Я последовал примеру мальчишки.

— Еще звонки были. В почтовый ящик кто-то гвоздей и иголок накидал, — простодушно сообщил юный гений, размазывая краску.

Кит кивнул:

— За квартирой и почтовым ящиком соседка приглядывает, она и рассказала. В общем, Мара должна знать.

— Надо включить сегодня сигнализацию на ночь, — я возил шваброй по надписи, стараясь не дышать слишком глубоко. Респиратор помогал, но… солнце пекло, бензин быстро испарялся, а буквы все еще читались слишком хорошо.

— Надо.

Через двадцать минут усиленной работы кровавые буквы наконец-то начали бледнеть, губки на швабрах окрасились в розовый и изрядно пообтрепались. Кит плеснул еще бензина.

— Костя, — пот струился по спине, кожа под бинтами зудела, — а вы не пробовали звонки отследить?

— Пробовали, конечно, — снисходительно посмотрел на меня ребенок. — Звонили через скайп, прокси-сервер где-то в Китае, дальше не успел: звонки дольше сорока секунд не длятся, — криво улыбнулся гений.

— А голос?

— Не было голоса, — пропыхтел панк. — Просто кто-то дышал в трубку. Невоспитанные нынче хулиганы пошли. Даже говорить не хотят, не то что представляться.

Я хмыкнул и снова вернулся к работе. Через сорок минут нам наконец-то удалось «решить проблему». Перед крыльцом еще оставалось бледно-розовое пятно, достаточно большое, но понять, что там было, стало невозможно. Спасибо тебе, Боже, за маленькие радости.

К тому моменту, когда подъехала Мара, я успел принять душ, переодеться и начал помогать семейству накрывать на стол. Близнецы на улице гоняли Крюгера, намекнув перед уходом, что им удалось что-то откопать по спискам клиентов убитых. Видимо, удивление на моем лице читалось слишком явственно, потому что перед тем, как скрыться за дверью, Ксенька нарочито громко фыркнула, закатив глаза. Краска, кстати, все еще не смылась. Ни с кого. Бесконечно радовал желтым хвостом пес.

— Я дома! — крикнула Шелестова с порога. Голос звучал бодро. Пожалуй, даже слишком.

Я поставил тарелку на стол, вышел в коридор, поймал хозяйку отеля уже на лестнице, сжал руки вокруг талии, склонился к лицу.

— Как все прошло? — спросил тихо.

— Нормально, — выдохнула девушка, гладя мне затылок.

— Устала?

— Нет.

— Врушка, — я накрыл ее губы своими, прижав к себе гибкое тело, ощутил вкус шоколада, легкий запах каких-то духов, жар кожи под тонкой майкой. Мара соскучилась не меньше меня, целовала жадно и торопливо, не уступала ни на миг, играя, дразня, покусывая мои губы, гладя язык. Горячий, долгий, нетерпеливый поцелуй.

Я оторвался с трудом, когда понял, что еще немного — и к ужину мы спустимся через час, и опустил Мару на ступеньку.

— Иди в душ, врушка, — улыбнулся, поглаживая большим пальцем порозовевшую скулу, — и спускайся к ужину.

— Иду, — кивнула хозяйка отеля, с видимой неохотой отступая назад. — Я хочу тебя, — прошептала она, поднимаясь еще на одну ступеньку.

— Женщина… — прошипел в ответ, — не доводи до греха.

— По-моему вести тебя туда нет совершенно никакой необходимости, — еще один шаг. — Ты уже там.

— Шелес-с-с-това, — я скрестил руки на груди, невероятным усилием воли заставляя себя оставаться на месте.

Девушка продолжая отступать, повернулась ко мне спиной, покачивая соблазнительной попкой.

Твою…

Я стоял практически у подножия лестницы и не сводил с хозяйки отеля взгляда, точнее — с ее задницы.

— Волков, — позвала она, обернувшись на самом верху, а ее попка все еще маячила перед внутренним взором.

— А? — выдал очень вразумительное.

— На меня посмотри, — щелкнула девушка пальцами, заставляя поднять голову.

— Слушаю.