— Все, Саш, — вздохнула Шелестова, отвлекая меня от раздумий. — От Ярослава привет, — сладко улыбнулась девушка и повесила трубку.

— Сделка? — выгнул я бровь, вставая и подавая Маре руку.

— Я сливала Совету информацию про Георгия и ему подобных, — просто пожала хозяйка отеля плечами, принимая ладонь, — первое время. Они должны по гроб жизни теперь. Вот только все время пытаются об этом забыть.

— Чертовы старые маразматики, — покачал я головой, давя ехидную улыбку.

— Чертовы старые маразматики, — так же улыбнулась Мара, утягивая меня на кухню. — Какао хочу или горячего шоколада, — пояснила она на мой удивленный взгляд.

— А Георгию от тебя что нужно?

— На самом деле урода зовут Ирзамир, — ответила Шелестова, высвободив свою ладонь и начав рыться на полках. — А нужно… — она привстала на цыпочки, изучая содержимое шкафа над раковиной, я открыл дверцу холодильника в поисках молока, — много чего нужно. У него комплекс неполноценности, связанный со мной. Словно мы в первом классе, и шоколадную медальку за чтение отдали мне.

Я хмыкнул, выпрямляясь, ставя на стол молоко. Мара уже доставала кастрюльку.

— Шоколадная медалька — это серьезно.

— А то, — Шелестова с иронией взглянула на меня и подняла вверх указательный палец. — Ирз хочет себе отель. Ирз хочет себе постояльцев. Ирз хочет себе души, которые появляются здесь. А больше всего Ирз хочет души моих близнецов.

— Прям девочка-нимфетка, — я поставил на стол кружки, потянулся за ложками. За окном снова сверкнуло, рябь на озере усилилась, откликаясь на заигрывания ветра, угадывался за тучами силуэт луны. Мара продолжала суетиться на кухне и говорить. Рассказывать, делиться и это было приятно, черт меня дери. Точнее гад.

— Ага, Лолита доморощенная, — наморщила хорошенький носик хозяйка отеля.

— Почему отель, я вроде бы понимаю — это власть, повышение…

— В точку, Ирзамир сейчас относительно мелкая сошка. Пакостная, но мелкая, — Шелестова начала помешивать шоколад.

— Души — это энергия…

— Да.

— А близнецы?

— А близнецы, — Мара повернулась ко мне, по деревянной ложке стекал все еще густой шоколад, — двойная энергия. Они дети, и они… — она развела в стороны руками, — близнецы.

Я слегка склонил голову набок, открывая упаковку с печеньем, не сводя взгляда с девушки, которая явно пыталась подобрать нужные слова, чтобы объяснить.

— Не совсем уверена, как это работает… Но в Косте и Ксюше энергии раз в десять больше, чем в любом другом призраке. Они…

— …как туша слона для голодного племени бушменов, — закончил за Шелестову, отбирая у нее ложку.

— Про бушменов ничего не знаю, но полагаю, что ты прав. Но только отчасти… как мне кажется… — закончила задумчиво Мара, садясь за стол. — Бушмены… а тебя помотало, да?

— Было дело, — пожал плечами, — но ты от темы не уходи. Почему кажется? — я обернулся через плечо, отрываясь от помешивания все еще слишком густого шоколада.

— Он… даже для доморощенной нимфетки слишком на них зациклен. Тут есть что-то еще, только я пока не знаю что.

— Спроси, — пожал плечами.

— При следующей встрече — обязательно, — процедила девушка сквозь зубы. Бес слишком сильно разозлил ее. Мужику я не завидовал. Нефилим в гневе как кара небесная — мгновенный и безжалостный.

— Кстати, об этом, — я снял кастрюльку с плиты, — у меня есть знакомые, которые…

— Совет разберется, — дернула Шелестова головой, улыбнувшись, снова все поняв без слов. — Ирз сегодня перешел все границы.

— Я все-таки настаиваю, — шоколад соблазнительно дымился в кружках, распространяя вокруг сладкий, тягучий запах. — Хотя бы тогда, когда куда-то отлучаешься или домашние отлучаются. Бес не так уж слаб.

— Да… — протянула девушка, о чем-то задумавшись. Ложка тихо звенела о края кружки, хозяйка отеля не отрывала от меня взгляда. — Хорошо, — тряхнула она наконец головой.

— Георгий, — я все еще называл придурка Георгием… Для меня он оставался именно им — козлом с холеной бородкой. Уродом, которого хотелось задушить, — в открытую действовать не осмелится, но…

— Подгадить попытается. Знаешь, может, мои проблемы со счетами, налоговой и прочим — это его кривых лап дело.

Я кивнул, делая глоток шоколада, садясь на против. Несколько минут прошло в тишине. Мы пили шоколад, смотрели друг на друга, читая в глазах. За окнами наконец-то пошел дождь. Настоящий летний ливень. Громкий, сильный, теплый.

— Ты завтра поедешь в отдел? — вдруг спросила Мара.

— Да. Пора.

Шелестова бросила на меня очередной задумчивый взгляд, улыбнулась медленно и… с предвкушением, поднялась, так же медленно и все с той же улыбкой, протянула руку, отпивая из своей кружки…

Шоколад оставил след над верхней губой. Сладкий, липкий, горько-молочный след. И я, как загипнотизированный, смотрел на то, как Мара слизывает эти «усики». Тоже медленно, продолжая пятиться к двери, продолжая вести меня за собой.

О, черт!

Кажется, я готов идти за ней вот так хоть в рай, хоть в ад.

Мысль ужасала точно также, как и восхищала.

Но стоило Маре закрыть за нами дверь спальни, как все мысли вообще вылетели из головы. Ночь была жаркой, страстной, дикой. Не выветрившийся до конца из крови адреналин заставлял нас кататься по кровати, кусаться, рычать. Мы были похожи на диких зверей, выпущенных из своих клеток. Была только страсть, сводящая с ума, заставляющая желать большего. Пьер Корнель говорил, что бог страсти — злой тиран. В эту ночь, я, пожалуй, готов был с ним согласиться. Мара была прекрасна, безудержна, ненасытна. И я, и гад, мы вместе, не могли от нее оторваться, не могли утолить голод. Мой яд не причинял ей вреда, мои покрывшиеся чешуей руки и лицо ее не пугали. В темноте спальни, в тишине спящего дома, в возникшей вдруг пустоте и незначительности, почти никчемности окружающего пространства, ее поцелуи были, как топленый шоколад, гибкое тело словно впитало в себя призрачно-молочный свет луны, а стоны казались самой сложной, самой гипнотической мелодией.

Шелестова была живой, настоящей, требовательной.

Мы не говорили, не шептали всю ту чушь, которая чуть ли не считается обязательной. Я чувствовал девушку, и этого было вполне достаточно, иногда даже чересчур. Болезненное желание. Болезненное чувство. Слишком сильное.

И в рай, и в ад.

Мы позавтракали вместе почти в полной тишине, лишь в конце Мара спросила:

— Тебя ждать к ужину или к завтрашнему завтраку?

Вопрос вызвал очередную дебильно-довольную улыбку. С инстинктами, берущими начало в животной сути, справляться нелегко, да и не нужно, в общем-то.

— К ужину.