предыдущих попыток прорыва. Сколько же здесь было пролито солдатской крови в отчаянно-героических, но бесплодных атаках за последние месяцы боев. И Архипов знал, что такого больше допустить нельзя. Он был уверен в своей технике, ее боевых качествах, позволявших при правильном маневрировании и огневой поддержке прорвать эту клятую линию дотов, дзотов, системы опорных пунктов, окопов, перекрывающих все пространство перед собой перекрестным пулеметно-пушечным огнем. Но особую опасность для атакующих подразделений представляла тяжелая артиллерия противника, которая в критические моменты боя накрывала наши цепи и танки поддержки беглым огнем с закрытых позиций по отлично пристрелянным заранее целям. И выявить расположение этих батарей нашей разведке никак не удавалось.

В тот памятный февральский день 1940 г. танковая рота Архипова, используя заранее разведанные и намеченные для каждого взвода маршруты прорвалась через передний край финнов, несмотря на отчаянно-ураганный огонь противника, и вышла в тыл его обороны. Их не остановили ни минные поля, ни сложные завалы на обходных лесных дорогах: красные танкисты были готовы к любым неожиданностям.

В какой-то момент финны потеряли отряд из виду. И здесь рядом заработала тяжелая артиллерия противника, скрытая на тех самых позициях, которые долго оставались нераскрытыми. Капитан скомандовал: «Вперед!»

Наши танкисты с ходу атаковали позиции дивизиона тяжелой артиллерии финнов, который в тот момент вел огонь по наступающим частям РККА. Появление танков было настолько неожиданным для финнов, что расчеты бросили свои орудия на позициях и в панике разбежались, преследуемые пулеметным огнем танкистов. И хотя финны ожесточенно оборонялись и устроили на дорогах завалы из спиленных деревьев, скрепленных между собой тросами, ничто не помогло.

«Противник рассчитывал, — вспоминает командир танковой роты капитан Архипов, удостоенный за этот бой звания Героя Советского Союза, — что мы хотя бы задержимся перед препятствием, пока размотаем тросы да распутаем проволоку. А наши ребята вышли из танков с пилами и за пятнадцать минут от барьера и следа не оставили. Пока пилили, слушали звуки артиллерийской стрельбы. Недалеко уже огневые позиции. Судя по всему, там не менее дивизиона, орудий десять-двенадцать. Гаубицы… Еще несколько минут ходу — и мы у цели. Лес поредел, а в просветах среди заснеженных елей вижу на поляне земляные полукапониры. В них стояли гаубицы, вели огонь куда-то за дальний лес — стволы подняты очень высоко. А рядом с нами — добротные землянки. Из одной выскочил солдат в белом фартуке с поварешкой в руке: да так и застыл, вытаращив глаза на танки. Как было у нас условлено, даю радиосигнал, дублирую его ракетами, и танки с трех сторон врываются на огневую позицию. Видимо, артиллеристы не были обучены стрельбе по танкам. А может, просто их паника охватила — они кинулись врассыпную. А поскольку здесь располагались на значительном отдалении друг от друга три гаубичные батареи, то бегущие фигурки, сотни две солдат и офицеров, заполнили все видимое пространство»[1020].

В итоге в качестве трофеев захвачены 12 исправных гаубиц калибра 120 мм. Как оказалось, эти орудия были изготовлены в Японии по лицензии фирмы «Крупп», а затем закуплены для нужд императорской российской армии во время Первой мировой войны. Но, как водится, «подзадержались в пути» и прибыли уже после развала страны. Не без помощи союзников эти гаубицы, как и многое другое из вооружения, попали в распоряжение государств, образовавшихся на территории бывшей Российской империи, в частности Финляндии. А в распоряжение своих настоящих хозяев — теперь уже Красной армии — они вернулись только через двадцать лет, хотя и были сполна оплачены нашим золотом. Как видим, справедливость в итоге восторжествовала. Не твое — не бери. Такая вот интересная и причудливая история у нашей страны и у ее золота.

Но если сами британцы, будучи «хозяевами» своего слова, позволяли себе в отношении собственных обязательств всяческие вольности, то любые задержки других в решении денежных вопросов вызывали у них явное раздражение. Они одернули даже японцев, которые несколько замешкались, рассчитываясь за оставшуюся в их распоряжении часть золота из последней русской партии на сумму 3,7 млн ф. ст., — потребовали незамедлительного перечисления средств на счет правительства е. в. в «Дж. П. Морган и К°» в Нью-Йорке[1021]. Хотя, объективности ради, следует признать, что задержка была минимальной.

17 мая 1917 г. Угет сообщил из США в Петроград о прибытии партии русского золота на 16 млн ф. ст.[1022]

29 мая 1917 г. на имя управляющего Государственным банком из Банка Англии направили извещение, в котором подчеркивалось, что «британские казначейские облигации депонированы в банке и надежно хранятся от имени Государственного банка». Всего было выпущено пять серий облигаций по 40 штук в каждой, номиналом 100 тыс. ф. ст. каждая, со сроком погашения от 8 декабря 1919 по 8 декабря 1921 г.[1023]

То, что они хранятся «надежно» в закромах Банка Англии, сомнений не вызывало, ибо Великобритания явочным порядком начала сворачивать программу военных поставок в Россию, в том числе и из Франции: в мае 1917 г. англичане предоставили для этого только 5 пароходов вместо обещанных 11. Конечно, все объяснялось объективными причинами, в частности неограниченной подводной войной со стороны Германии[1024]. Ситуация не улучшилась и в дальнейшем.

Настолько ли большая опасность грозила транспортам со стороны германских субмарин? Безусловно, реальная угроза существовала. Особенно на первый взгляд. Так, по данным британского Адмиралтейства, с начала боевых действий на море в 1914 г. и до конца 1917 г. утрачены суда общим водоизмещением свыше 11,5 млн т, в том числе на долю английских пришлось свыше 7 млн т[1025]. Однако, если принять во внимание общие объемы перевозок, то в целом потери транспортируемых морем товаров в результате всех причин, включая действия подводных сил противника, были не так уж велики и составили менее 3 %[1026]. Притом следует заметить, что в этот показатель входят и поврежденные, и попросту потерянные грузы, что при морских перевозках и сегодня не редкость.

Письмо С. П. Ермолаева о готовности разместить 20 млн ф. ст. в Банке Англии. 7 мая 1917. [Bank of England Archive. Russian Gold to Ottawa via Vladivostok]

Так что, полагаю, вполне очевидно, что степень транспортных рисков западными союзниками России, когда им это было выгодно, значительно преувеличивалась.

В итоге все обещания, данные союзниками на февральской конференции 1917 г. в Петрограде, были благополучно ими забыты. В таких условиях размещение за границей новых заказов лишалось для России разумных оснований.

15 июня 1917 г. в Банк Англии из офиса премьер-министра Великобритании поступила телеграмма, отправленная из Департамента финансов в Оттаве: «Министр