Новая партийная униформа состояла из синей рубашки Фаланги и красного берета карлистов. Было официально утверждено фашистское приветствие, лозунгом движения стали слова «Por el Imperio hacia Dios» («За Империю, к Богу!»). Вождем новой партии был провозглашен сам каудильо, а ее исполнительным руководителем стал его шурин Рамон Серрано Суньер. (Это породило новое испанское слово cunadismo, «шуринизм» – вид непотизма.)

Серрано Суньер, умный и честолюбивый юрист, друживший с Хосе Антонио и бывший вице-президентом СЭДА, весной 1936 года переметнулся в Фалангу. После мятежа он был арестован и заключен в тюрьму Модел, где стал свидетелем казней в порядке мести после известия о произошедшем в Бадахосе. Это, а также гибель двоих его братьев превратило Серрано Суньера в одного из самых решительных сторонников «зачистки» после того, как, сбежав из госпиталя (при так и оставшихся неразъясненными обстоятельствах), он в феврале 1937 года добрался до территории националистов[615].

Эффективности произведенного Франко переворота способствовала его внезапность. Когда до всех дошел смысл случившегося, любой, кто пожелал бы возразить, уже навлекал на себя обвинение в измене национальному движению. Эдилья, проявляя упрямство, продолжал мнить себя влиятельным деятелем, считая, что главенство в Фаланге гарантирует ему независимость. Он отказался присоединиться к совету новой партии и попытался мобилизовать своих сторонников. 25 апреля его арестовали, а через месяц приговорили к смертной казни за «вопиющую недисциплинированность и подрыв единоначалия в националистической Испании»[616]. По совету Суньера казнь была заменена на пожизненное заключение, на деле же Эдилья отсидел всего 4 года, которых хватило, чтобы не позволить ему влиять на политику в решающий период. Новый назначенный Франко опереточный совет мог уже не опасаться вызовов, так как остальную Фалангу быстро укротили отставками и восьмидесятью приговорами к тюремному заключению.

Франко, командовавший крупнейшим и важнейшим соединением в армии националистов, Африканской армией, начинал свое восхождение к власти с самой выгодной позиции: у него не было достойного соперника, к тому же сама природа националистического движения требовала единоначалия и беспрекословного подчинения. В результате он достиг верховной власти в два этапа: сентябрь 1936-го и апрель 1937 года. На первом он стал вождем де-юре, на втором, подавив всякую потенциальную оппозицию, сделался диктатором уже де-факто. Теперь он мог вести длительную войну и перестраивать Испанию сообразно своим собственным представлениям.

На республиканской территории зимой 1936-го – весной 1937 года тоже началась борьба за власть, хотя, в отличие от Франко, победившие в ней коммунисты так и не достигли полной гегемонии. Они стартовали практически с нуля – их электорат был невелик, а их призывы к централизации власти встречали сопротивление одной из важнейших партий республиканского альянса – анархистов. При этом правительство в Валенсии негодовало из-за отсутствия у него контроля над независимыми областями, особенно Каталонией и Арагоном.

В декабре 1936 года Центральный комитет Коминтерна неоднократно собирался для анализа хода событий в Испании и определения официальной позиции Испанской компартии. 21 декабря Сталин направил Ларго Кабальеро письмо, подписанное также Молотовым и Ворошиловым. Прежде всего Сталин подчеркивал тот факт, что республиканское правительство просило советских советников о помощи и что офицерам, отправленным в Испанию, говорилось, что «они должны всегда помнить, что, несмотря на солидарность народов СССР с народом Испании, советский специалист, будучи иностранцем в Испании, может быть по-настоящему полезен, если остается только и исключительно советником»[617].

Далее он подчеркивал коминтерновскую линию на оказание помощи республиканской Испании с целью сохранения демократии и настаивал, чтобы правительство следовало стратегии Народного фронта – поддержки крестьян-землевладельцев и привлечения среднего класса. Таким образом, Сталин стремился избежать проблем в своей внешней политике, состоявшей, с одной стороны, в том, чтобы не провоцировать нацистскую Германию, а с другой – в сближении с Британией и Францией. Испанским властям ставилась задача сохранения парламентаризма с тем, «чтобы враги Испании не видели в ней «коммунистическую республику».

Одновременно агенты Коминтерна получали инструкции о сколачивании дисциплинированной армии, где проводился бы принцип единоначалия, о развитии военной промышленности и достижении единства всех политических сил. Кодовилье было приказано убедить Ларго Кабальеро в важности проведения этой программы – сложная задача, учитывая ухудшение отношений после победы коммунистов в организации социалистической молодежи. Падение Малаги и приезд в Испанию агента Коминтерна болгарина Стояна Минева («Степанова») положили этому оптимизму конец.

17 марта Степанов сообщил в Москву, что в падении Малаги виновен Ларго Кабальеро, попустительствовавший предателям из Генерального штаба. Коминтерн убедил Сталина, что самое главное – снять Ларго Кабальеро с поста военного министра и добиться от компартии необходимых действий для того, чтобы «Старик» (Ларго Кабальеро) оставался только главой правительства[618].

Тактика коммунистов заключалась в отстранении министров от контроля над Народной армией: это считалось крайне важным как для победы в войне, так и для усиления их собственной власти. Но анархисты с самого начала ясно дали понять, что всякая попытка навязать их войскам офицеров-неанархистов встретит силовой отпор.

Перед лицом этого сопротивления коммунисты обратились за помощью к офицерам из регулярной армии. Надежда возлагалась на самых честолюбивых среди них, называвших себя поборниками железной дисциплины и организованности. Мастерски владея оружием бюрократической манипуляции, коммунисты расставляли членов компартии на ключевые позиции. Так, подполковника Антонио Кордона удалось сделать начальником технического секретариата Военного министерства, что позволяло ему контролировать вопросы назначений жалованья, повышений по службе, дисциплины, поставок и комплектования. Полковника Сегисмундо Касадо, наоборот, сняли с должности главы операционного отдела Генштаба, так как он разоблачал махинации коммунистов; вместо него эту должность занял член компартии.

Из донесения в Москву в марте 1937 года следует, что 27 из 38 ключевых командных постов на Центральном фронте уже занимали коммунисты, еще три – симпатизировавшие компартии[619]. В более позднем донесении говорилось, что «партия обладает ныне гегемонией в армии, и эта гегемония развивается и день за днем все больше укореняется как на фронте, так и в тылу»[620].