кивнул, что, наверное, должно было означать поклон. — За ночь никаких происшествий не произошло. Гатляуры не обнаружили ничего подозрительного. Отряд готов продолжить преследование одержимого. Выдвигаемся согласно расписанию.

Доложив, бригадир еще некоторое время постоял рядом с Феротом, глядя на задумавшегося атлана вечно прищуренными глазами, и затем, хмыкнув в роскошные седые усы, ушел проводить перекличку.

«Так что же пошло не так? Когда? С чего все началось?»

С нападения сонзера на квартал фей. Тогда одержимый впервые призвал темные силы, сумев задержать отряд городской стражи и даже навредить Элеро, благородному созданию Света. Атланам же всего-навсего нужно было незамедлительно и целесообразно отреагировать — найти особо опасного преступника, обезвредить его, заточить в казематы Цитадели, допросить, изучить и казнить в назидание остальным рабам.

— А мы привели толпу невиновных порождений Тьмы на площадь и публично сожгли их, — пробормотал Ферот. — Мы ошиблись.

«Я все-таки признал это».

Епископ впервые не смог заставить себя думать правильно. Мир за стенами Камиена многое показал ему, изменил его. Взять хотя бы тот погром в безымянной деревне и последующее истребление банды отчаявшихся головорезов. Нет, он не испытывал ни капли сочувствия к преступникам, но задавался вопросом: что вынудило их стать такими бездушными чудовищами, заслуживающими только смерти?

Ответ прост — рабство и хозяева. Насилие, голод, ужасные условия жизни и физически невыполнимая в срок работа. Надо признать, что это не совсем справедливо, учитывая, что порождения Тьмы подвергаются унижениям и наказаниям за малейшие провинности, которые, откровенно говоря, зачастую надуманы самими созданиями Света. Атланская империя милостиво даровала темным возможность искупить грехи предков трудом, но издевательства над ними не должны были стать самоцелью.

Оправдывает ли это бандитов? Нисколько. Нужно ли было покарать их? Конечно. Но почему тогда Ферот не может отделаться от странного чувства… не вины, нет. Какого-то другого чувства, порожденного назойливой мыслью о том, что Свет, будучи изначально символом добра, как будто специально подталкивал темных к Тьме, воссоздавая из нее символ зла. Ведь Свет в душах сияет ярче, когда все знают, сколь глубок и беспросветен мрак Тьмы.

Ферот поднял глаза к небу. На осунувшемся лице епископа блуждала полубезумная улыбка, а изо рта вырывались прерывистые выдохи — растерянный атлан смеялся шепотом.

— Ересь, — подвел итог он.

Однако, подумав о том, что ему как-то слишком легко далась мысль о собственном отступничестве от учения Света, Ферот понял — это просто не может быть правдой. Очевидно, во всем виновата усталость. Опять.

«Сперва надо разобраться с одержимым, — рассудил епископ, почувствовав себя немного лучше. — А затем я поговорю с кардиналом Иустином. Он моментально развеет мои сомнения… Впрочем, не буду отвлекать его по таким мелочам. Уверен, стоит мне отдохнуть, как все сразу же встанет на свои места».

Между тем отряд уже был готов продолжить преследование. Перед Феротом построились ровные ряды солдат, за которыми лежали аккуратно сложенные колышки, мешки с промасленной тканью, всевозможные котелки, меха, корзины с провиантом и прочее, что еще совсем недавно было лагерем. После гибели великанов-носильщиков людям пришлось оставить часть снаряжения крестьянам, а все остальное нести на себе. Это еще больше замедлило карательную экспедицию, но отказаться от поддержки опытных бойцов епископ не мог. Оказывается, вне стен Цитадели атлана повсюду поджидают опасности, а гатляуры вовсе не так совершенны в выслеживании беглецов, как предполагалось. И Ахин вдобавок обзавелся шайкой нежити.

— Собрались? — недовольно проворчал Эберн. — Какие же вы медленные…

Эмиссар обладал удивительной способностью появляться из ниоткуда и так же внезапно исчезать. Его присутствие в отряде до сих пор казалось Фероту чем-то странным, но влезать в договоренности кардинала Иустина и гатляурского лидера Абелара епископ не собирался.

— Мы готовы выступать, — доложил Ирьян.

— Ночью от Вилбера весточка пришла, — буркнул Эберн, явно раздосадованный тем, что ему приходится выполнять функции секретаря разведчиков. — Он сказал, что надо взять еще чуть южнее.

— Логично, — бригадир пригладил пышные усы. — Продолжили бы мертвяки и одержимый идти тем же маршрутом, так вышли бы к полям, где их выследили бы в два счета.

— Гатляуры поймали бы его в два счета, как ты выразился, если бы у нас не было ненужного багажа, — эмиссар выразительно покосился на людей.

— И снова упустили бы? — хмыкнул Ирьян.

— В том была и ваша вина! Куда смотрели твои солдаты? Зачем нам дозорные из людей, которые ничего не видят дальше своего носа?!

— Однако вам зоркость не шибко-то помогла.

— Перестаньте, — Ферот положил руку на плечо гатляура. — В первую очередь в побеге одержимого виноват я. Недооценив способности противника, я подверг всех нас опасности. Впредь такого не повторится.

Эберн раздраженно дернулся, но промолчал, старательно показывая всем своим видом, что не намерен дальше препираться с жалким человечишкой. Ирьян этот посыл распознал вполне отчетливо. В вечно прищуренных глазах бригадира на мгновение промелькнуло что-то вроде снисхождения — мол, пусть светлейший господин потешится, мне не жалко. Страшно даже представить, какая буря разразилась бы, если бы эмиссар заметил его взгляд.

— Учитывая численность врага и возросшие силы Ахина, нам важна каждая боевая единица. Так что считаю ваш спор исчерпанным, — закончил Ферот, однако, немного подумав, добавил: — К тому же я бы и сам не смог поспеть за гатляурами.

— Это лишь подтверждает мои слова о ненужном багаже, — тихонько прошипел Эберн. — Пойдемте уже.

Епископ услышал каждое слово, однако не оскорбился, а наоборот — едва сдержал улыбку. Где-то его гордое атланское естество все же надломилось.

И вновь отряд отправился в путь.

Пустота проселочных дорог и однообразие природы. Ферот наконец привык к местным видам, перестав сравнивать их с панорамой столицы, открывающейся из окон Цитадели. Но ему до сих пор не верилось, что это один и тот же мир.

Зато идущий чуть поодаль Эберн заметно оживился, оказавшись среди деревьев. Даже темная с рыжими подпалинами шкура не выглядела клочковато-вздыбленной из-за вечного раздражения эмиссара — шерсть лежала ровно, позволив лучам утреннего солнца играть на ней нежными бликами. Влажный блестящий нос жадно втягивал запахи травы и листьев, пылающих ярко зеленым цветом после продолжительных дождей, а на обычно недовольной кошачьей физиономии блуждала легкая полуулыбка. Вот кому свежий воздух явно пошел на пользу.

«Гатляуры… — глядя на эмиссара, Ферот в очередной раз отметил, что он весьма гармонично смотрится на фоне леса. — Тяжело же им дается жизнь в городе, если по-настоящему счастливыми они могут быть только вне него. Что ж, такова необходимость, от нее так просто не сбежать. Да, не сбежать. Сбежать…»

Епископ поморщился от резкой боли в висках, вспомнив о побеге одержимого. Вернулось чувство вины. Как можно было столь позорно