– Согласна. – Огромной ладонью, мокрой отзапотевшей банки кока-колы, Дина стиснула его руку.

Сэнди достал из бумажника бланк чека изаполнил его.

Затем положил на стол два документа: текст ихсоглашения и письмо Дины на имя прокурора.

На то, чтобы подписать оба, потребовалосьменьше десяти минут.

* * *

Кое-какие подвижки происходили и вБока-Ратоне. Многие видели, как молоденькая шведка торопливо пошвыряла сумки вбагажник принадлежавшего Арициа “БМВ” и укатила. Было установлено, чтосожительница Бенни добралась до международного аэропорта в Майами и в ожиданиирейса на Франкфурт просидела там около двух часов.

Во Франкфурте ее будут ждать. Станут терпеливоследить и ждать, когда она совершит ошибку. А потом найдут и самого мистераАрициа.

Последним официальным актом судьи, который велдело, стало незапланированное слушание – в его личном кабинете и в отсутствиеадвоката обвиняемого. Не было там и обвинителя. В архивы суда не поступилоникаких записей об этом слушании. В сопровождении трех охранников Патрикподнялся по черной лестнице к двери Карла Хаски.

Его честь сидел за рабочим столом без мантии.Заседаний суда не предвиделось, день мог бы считаться совершенно спокойным,если бы не одно обстоятельство: утренний арест четырех известных всему городуюристов. Толпившиеся в коридорах люди многозначительно перешептывались.

Раны Патрика скрывали повязки, а несколькомешковатый хирургический балахон напоминал окружающим о том, что мистер Лэниганвсе еще продолжает лечиться.

Оставшись наедине с Патриком, судья закрылдверь на замок и протянул своему гостю бумагу:

– Прочти.

Состоявший всего из трех строк и подписанныйКарлом Хаски рапорт констатировал его отказ от дальнейшего ведения дела “Штатпротив Патрика С. Лэнигана”. Документ вступал в силу ровно в полдень, то естьчерез час.

– Все утро я проговорил с судьей Трасселом. Онвышел отсюда минут пять назад.

– Думаешь, он отнесется ко мне непредвзято?

– Трассел будет абсолютно беспристрастен. Ясказал ему, что, по моему мнению, это будет суд не над убийцей. Мои слова онвоспринял с облегчением.

– Суда вообще не будет, Карл.

Патрик взглянул на прикрепленный к стенекалендарь – таким Карл пользовался всегда. Каждый день октября плотно забитслушаниями и заседаниями, работы хватило бы и на пятерых.

– Компьютера ты себе так и не купил? – спросилон.

– Хватает того, что стоит у секретарши.

В этом кабинете они познакомились много летназад, когда Патрик пришел сюда как адвокат семьи, попавшей в трагическуюавтомобильную катастрофу. Ведение дела было поручено Карлу. Суд длился три дня,после которых они стали друзьями. Присяжные постановили, что виновник трагедиидолжен выплатить пострадавшим два миллиона триста тысяч долларов – самуюбольшую сумму за всю историю судопроизводства на побережье. Фирма Богенасогласилась уладить дело за два миллиона ровно, и треть, как полагается, юристыоставили себе. После уплаты каких-то долгов и некоторых покупок оставшаясясумма была поделена на четверых. В то время Патрик еще не входил в числопартнеров, и они неохотно поощрили его премией в двадцать пять тысяч.

Это было то самое заседание суда, котороестало звездным часом Кловиса Гудмэна.

Оглядев отставшие от стены обои в углу, Патрикподнял глаза к потолку, на коричневое пятно от протекшей с крыши воды.

– Неужели в округе нет денег на ремонт? Запоследние четыре года твой кабинет ничуть не изменился.

– Мне осталось просидеть в нем всего двамесяца. Плевать.

– Помнишь процесс по делу Гувера? Мой первыйпод твоим руководством и самый блестящий?

– Конечно. – Карл положил ноги на стол исцепил руки на затылке.

Патрик рассказал ему историю Кловиса Гудмэна.От начала и почти до конца.

Его неторопливое повествование было прерваногромким стуком в дверь. Принесли обед. Стоявший на пороге служитель держалкартонную коробку, от которой распространялся тонкий аромат. Патрик встал рядомсо столом и наблюдал за тем, как из коробки появился салат из икры и огромныеклешни краба.

– Это от Мэри Мэхони, – объяснил Карл. – Бобпослал вместе с приветом тебе.

Заведение Мэри Мэхони представляло собой нечтобольшее, нежели просто оазис для измученных голодом и жаждой судей и адвокатов.Оно было старейшим на побережье ресторанчиком, славившимся деликатесами исалатом из икры.

– Передашь ему и мой, – ответил Патрик,протягивая руку к клешне. – В ближайшее время я думаю поужинать у него.

Ровно в полдень Карл включил втиснутый накнижную полку маленький телевизор, и оба, не проронив ни слова, просмотрелирепортаж об утренних арестах. Событие никак не комментировалось. Сами юристы,казалось, потеряли дар речи. Ничего, к удивлению смотревших, не сказал и МорисМаст. Представители ФБР тоже молчали. Сколь-нибудь значимая информацияотсутствовала. Журналистке, готовившей репортаж, оставалось только фильтроватьслухи.

Тут-то и всплыло имя Патрика. Из каких-тоисточников ей стало известно, что аресты стали частью детального расследованиядела мистера Лэнигана. На экране замелькали кадры, запечатлевшие прибытиеПатрика в суд Билокси на первое слушание. Затем появилось простое и честноелицо ее коллеги. Приглушенным голосом он оповестил зрителей о том, что в данныймомент стоит у двери расположенного в Билокси офиса сенатора Гэрриса Нея,двоюродного брата Чарлза Богена. В настоящее время сенатор находится вКуала-Лумпуре с торговой делегацией, визит которой, если окажется успешным,позволит создать в штате Миссисипи новые рабочие места, правда, заработнаяплата будет минимальной. В связи с этим сенатор не имеет возможности сообщитьчто-либо о факте ареста. Никто из восьми сотрудников его офиса вообще ни о чемне слышал и мнение свое высказать не пожелал.

Длился репортаж десять минут.

– Чему ты улыбаешься? – спросил Патрика Карл.

– Отличный сегодня день. Надеюсь, им хватитмужества добраться и до сенатора.

– Я слышал, ФБР сняло с тебя все обвинения.

– Да. Вчера мне пришлось дать показания большомужюри присяжных. С каким удовольствием, Карл, сбросил я с плеч свою тяжкую ношу!Я же годами носил в себе их тайны.