– Благодарю вас. И все-таки глумление надтрупом серьезное преступление. Мы поднимем архивы и найдем каждого, кто умер вфеврале девяносто второго года. Пойдем по семьям, чтобы узнать, не говорил ликто-нибудь с вами. Получим постановление суда и раскопаем несколько могил.Торопиться не будем. Вас тем временем переведут в окружную тюрьму, а шерифСуини, я уверен, с удовольствием подыщет вам достойных сокамерников. Зная овашей склонности пускаться в бега, ни один судья не согласиться выпустить васпод залог. Потянутся месяцы, придет лето, а кондиционеров в тюрьме нет. Вампридется еще похудеть. Мы же продолжим раскопки и при небольшом везениинайдем-таки пустую могилу, а через девять месяцев, или через двести семьдесятдней, после предъявления обвинения начнем судебный процесс.

– Как вы собираетесь доказать, что это сделаля? Свидетелей нет, нет вообще ничего, кроме весьма сомнительных умозаключений.

– Посмотрим. Но вы упускаете мою мысль. Если явыдвину обвинение, то смогу, по закону, на два месяца продлить ваше пребываниев тюрьме. Таким образом, ожидая суда, вы почти год проведете в камере. Немалыйсрок для человека с кучей денег.

– Переживу как-нибудь, – сказал Патрик, глядяПэрришу прямо в глаза и надеясь, что тот отведет взгляд первым.

– Может быть, однако вряд ли вы захотитеиспытывать судьбу: а вдруг присяжные согласятся с обвинением и вас осудят?

– Ваше последнее слово? – спросил Сэнди.

– Попробуем подойти к проблеме иначе. – Пэрришусмехнулся. – Вам не удастся сделать нас всех дураками, Патрик. Федыотступились, ладно. Но у штата нет иного выбора, кроме как продолжить начатое.Вы должны дать нам хоть что-то, чтобы разрешить ситуацию.

– Я даю вам возможность предъявить мнеобвинение.

Отправлюсь в суд, предстану перед его честью,выслушаю все ваши речи и признаю себя виновным в глумлении над трупом. Ноникакого заключения. Можете объяснить судье, что семья не имеет ничего против.Предложите вынести условный приговор, наложить штраф, выплатить компенсациюморального ущерба, зачесть срок, прошедший с момента моего задержания.Напомните ему о пытках и всем прочем, что мне пришлось перенести. Сделайте,Пэрриш, и вы сохраните свое достоинство. Но повторяю вам: никакой тюрьмы.

Т.Д. Пэрриш задумался.

– И вы назовете имя жертвы?

– Да. После того как мы заключим с вамисделку.

– У нас есть согласие семьи на вскрытие гроба.– Сэнди помахал еще одной бумагой. – Я спешу, Терри. Мне нужно посетить оченьмного мест.

– Нужно поговорить с Трасселом. Необходимозаручиться его согласием, вы же понимаете это.

– Он его даст, – сказал Патрик.

– Так договорились? – спросил Сэнди.

– В том, что касается меня, – да, – ответилПэрриш и, выключив магнитофон, начал собирать со стола свои вещи.

Патрик подмигнул Сэнди.

– Кстати, – Пэрриш уже поднялся, – чуть незабыл. А что вы можете сказать о Пеппере Скарборо?

– Я назову вам его новое имя и дам номеркарточки социального страхования.

– Значит, он жив?

– Да. Вы получите возможность найти его, но неболее.

Парень не сделал ничего плохого.

Окружной прокурор молча вышел из комнаты.

* * *

На два часа дня у Евы была назначена встреча свице-президентом лондонского отделения “Дойчебанка”. Немец превосходно говорилпо-английски, одет был в темно-синий двубортный костюм от дорогого портного,манеры его отличались благородной сдержанностью. Он тут же приступил к делу.Предстояло перевести сто тринадцать миллионов долларов из банка в Цюрихе вВашингтон. Ева назвала номера счетов и определила порядок движения денег.Секретарша внесла чай с пирожными; немец, вежливо извинившись, на минуту вышел,чтобы переговорить по телефону с Цюрихом.

– Все в порядке, мисс Перес, – мягко улыбнулсяон, вернувшись.

Ева и не предполагала никаких неожиданностей.

Едва слышно заработал принтер, выдаваяраспечатку. Немец вручил бумагу Еве. На счете в “Дойчебанке” после переводаосталось миллион девятьсот тысяч долларов и еще какая-то мелочь. Сложив листок,Ева сунула его в изящную сумочку.

Три миллиона лежали в швейцарском банке, шестьс половиной хранились на счете в Банке Канады на Большом Каймане. По сообщениюуправляющего банком на Бермудах, ему удалось весьма удачно разместить болеечетырех миллионов долларов, кроме того, семь миллионов двести тысяч находилисьсейчас в Люксембурге. Пусть лежат.

Покончив с делами, Ева вышла из здания инаправилась к машине, чтобы позвонить Сэнди.

В статусе беглеца Бенни пробыл недолго. Егоподружка, проведя ночь во Франкфурте, вылетела в Лондон, и около полудня еесамолет приземлился в Хитроу. Предупрежденный чиновник иммиграционной службыдважды проверил паспорт дамы и, извинившись, попросил немного подождать.

Видеокамера бесстрастно зафиксировала еесолнечные очки и дрожащие руки.

На стоянке такси к ней приблизился полисмен ипопросил встать в очередь за двумя пожилыми леди, а сам стал подавать знакисвободным машинам. Доставшийся подружке Арициа водитель действительно былтаксистом, но буквально несколькими минутами раньше с ним кратко переговорилприлично одетый мужчина и вручил ему небольшой передатчик.

– Отель “Атенеум” на Пиккадилли, – бросилаона, усаживаясь.

Такси влилось в плотный поток машин, иводитель небрежно повторил адрес в микрофон. Через полтора часа он высадилпассажирку у входа в отель. Около стойки портье вновь пришлось ждать – завискомпьютер. После того как в телефон в предназначавшемся даме номере установиликрошечный “жучок”, ей вручили ключи и провели к лифту. На пороге номера онадала бою чаевые, затем вошла, закрыла дверь на ключ, набросила цепочку икинулась к телефону.

– Бенни, это я. Приехала.

– Слава Богу! С тобой все в порядке?

– Да. Только немного напугана.

– За тобой кто-нибудь следовал?

– Нет. Не думаю. Я была очень осторожна.

– Отлично. Слушай, на Брик-стрит, в двухкварталах от тебя, есть небольшое кафе. Встретимся там через час.

– Хорошо. Мне почему-то страшно, Бенни.

– Не беспокойся, дорогая, все будет хорошо. Яочень соскучился по тебе.