Глядя на экран, Патрик забыл о еде, а сейчасвообще потерял аппетит. Даже краб больше не казался вкусным.

– Ешь, – сказал Хаски. – Ты похож на скелет.

Взяв из пакетика подсоленное печенье, Патрикподошел к окну.

– Я все-таки хочу разобраться, Патрик, –продолжил Карл. – С разводом все улажено. ФБР забыло о своих претензиях к тебе,а ты согласился вернуть девяносто миллионов плюс небольшой процент. Так?

– В общей сложности сто тринадцать миллионов.

– Обвинение в умышленном убийстве вот-вотрухнет, потому что никакого убийства, оказывается, не было. Вменить тебе в винукражу штат не может, потому что это уже сделали люди ФБР. Иски страховыхкомпаний отозваны.

Пеппер где-то, надо полагать, неплохоустроился. С Кловисом все ясно. Таким образом, на тебе остается лишь егопотревоженная могила.

– Почти в точку. Это называется глумлением надтрупом, если ты дашь себе труд заглянуть в кодекс. Судьям полагается знатьподобные вещи.

– Да. Другими словами, речь идет опреступлении.

– О нетяжком преступлении.

Карл бросил восхищенный взгляд на друга –наверняка тот сейчас обдумывает следующий шаг.

– А можно мне с тобой? – спросил он.

– Куда?

– Просто с тобой. Выйдешь отсюда, встретишьсвою девушку, заберешь деньги и поселишься на яхте. Я бы с удовольствиемприсоединился к тебе.

– Но пока я здесь.

– С каждым днем ты становишься все ближе кдвери. – Выключив телевизор, Хаски направился к Патрику. – Одного я никак непойму, – сказал он. – Кловис умер, но что произошло после его смерти?

– Хочешь знать подробности? – Патрикусмехнулся.

– Я все же судья. Факты всегда важны.

Патрик сел в кресло и положил босую ногу настол.

– Я чуть не влип. Не так уж просто украстьчей-то труп.

– Верю.

– Я настоял на том, чтобы Кловис оставилраспоряжения на случай смерти. Я даже добавил один пункт в его пожеланияотносительно похорон: гроб должен быть закрыт, никакого прощания с покойным,никаких ночных бдений. Обычный гроб из досок и самая простая процедурапогребения.

– Из досок?

– Да. В том, что касалось обряда похорон,Кловис был весьма щепетилен. Дощатый гроб без всякого саркофага. Так, видишьли, хоронили его деда. Словом, в момент его смерти я находился в больнице,дожидался приезда из Уиггинса похоронной команды с катафалком. Их старшегозвали Ролланд, он же был и владельцем ритуального бюро. Черный костюм,галстук-бабочка. Я сообщил ему о воле Кловиса. В соответствии с завещанием все,что требовалось сделать, должен был делать я, Ролланд ни на что не обращалвнимания. Часа в три дня он заявил, что скоро нужно будет занятьсябальзамированием, и осведомился, есть ли у Кловиса костюм. Мы как-то неподумали об этом. Я ответил, что нет, костюма у Кловиса мне видеть неприходилось. Обнадежил Ролланд: у него имелось несколько старых, он обещалпозаботиться о достойном виде усопшего.

Кловису хотелось быть похороненным на своейферме, однако я несколько раз объяснил, что в штате Миссисипи это невозможно –только на официальном кладбище. Дед его участвовал в Гражданской войне исчитался, если верить Кловису, настоящим героем. Умер дед, когда мальчишке былосемь лет, и бдение у гроба, по тогдашним традициям, продолжалось три дня. Гробустановили на стол в гостиной, через которую проходили те, кто хотелпопрощаться. Все это очень нравилось Кловису, он и для себя намеревалсяустроить нечто подобное. Взял с меня клятву, что бдение проведу я сам.

Я растолковал волю старика Ролланду, и тотсказал, что видывал всякое.

В наступившей темноте я сидел на крыльцедомика Кловиса, когда к нему подкатил катафалк. Я помог Ролланду поднять гробпо ступеням и занести в комнату. Мы поставили его напротив телевизора. Помнюсвое удивление: гроб оказался совсем легким. Старик под конец усох так, чтовесил не более сорока килограммов. Ролланд спросил, один ли я в доме. Да,сказал я, это малое бдение, и попросил открыть гроб. Он заколебался, мнепришлось объяснить, что я забыл положить туда семейные реликвии временГражданской войны, с которыми покойный не захотел расстаться.

Ролланд завозился с ключом над винтами игайками, а я стоял и смотрел. Кловис выглядел как живой. Я положил ему на грудьпилотку его деда и полуистлевшее знамя семнадцатого полка. Затем Ролланд закрылгроб и уехал.

Больше никто не появился. Около полуночи явыключил в домике свет и запер входную дверь. Набор гаечных ключей у меня был,и на то, чтобы вновь открыть гроб, ушло не более трех минут. Я вытащил легкое исухое, как доска, тело Кловиса – мертвец оказался босым. На пару обуви трехтысяч долларов, по-видимому, не хватило. Бережно уложил его на старый диван, ав гроб поместил четыре маленьких бетонных блока и завинтил крышку.

Затем мы с Кловисом отправились в моюохотничью хижину. Он лежал на заднем сиденье, я осторожно вел машину.Объясниться в случае чего с дорожной полицией было бы довольно трудно.

За месяц до этого я купил старый морозильник иустановил его на обитом с трех сторон фанерой крыльце хижины.

Едва я засунул Кловиса в камеру, какпослышались чьи-то шаги. Это был Пеппер. Прокрался из лесу к хижине в два часаночи! Я сказал ему, что час назад у нас с женой произошла грандиозная ссора,настроение у меня отвратительное, и попросил его удалиться. Не думаю, чтобы онзаметил мою возню с трупом на ступеньках. Морозильник я опутал цепями, которыеиспользуют при трелевке деревьев, сверху набросил какой-то коврик, наставилстарых ящиков. Поскольку где-то рядом бродил Пеппер, пришлось дожидатьсярассвета. Я выбрался из хижины, приехал домой, переоделся и в десять утра ужесидел в домике Кловиса. Вскоре появился бодрый Ролланд, ему не терпелосьузнать, как прошло бдение. Очень спокойно, ответил я, не испытывая особойскорби. Мы вдвоем затолкали гроб в катафалк и поехали на кладбище.

Карл слушал с закрытыми глазами, губы егослегка изогнулись в улыбке.

– Какой же ты хитроумный негодяй! –пробормотал он.

– Спасибо, Карл. В пятницу, ближе к вечеру, яотправился в хижину на все выходные. Поработал немного с бумагами, пострелял сПеппером дичь, проведал не испытывавшего, по-видимому, никаких неудобств старинуКловиса. В воскресенье утром поднялся еще до рассвета, чтобы спрятать, гдепредполагалось, мотоцикл и бензин.