этим какой-то номер. – Да, я! Приди сюда. Здесь один мужик платить не хочет. Да, в вип-зале.

Через минуту в чистенькой милицейской форме явился бравый, свеженький, будто было не раннее утро, а ясный день, сержант.

С интересом какое-то время разглядывая лежащего на диване мужчину своими узенькими бурятскими щелками глаз, на круглом добродушном лице, он не громко, но строго сказал:

– Поднимаемся, гражданин!

Ответом на его призыв было только глухое мычание, крепко спящего человека.

– Документы предъявляем! – уже громче и строже, но все же как-то неохотно проговорил сержант.

– А? Чего? – открыв один глаз, с трудом проговорил мужик, продолжая лежать на диване.

– Поднимаемся! Следуем за мной! – Все более повышая голос, и уже с заметным раздражением, проговорил сержант.

– Спать охота, – закрывая глаз, затухающим голосом с трудом проговорил мужик, подтягивая ноги к животу.

Сержант взглянул на нас, а потом с каким-то облегчением крикнул в проход проходящему мимо, в некотором отдалении, рядовому, белобрысому, совсем молоденькому милиционеру, с бесцветными глазами:

– Серега, зайди сюда!

Вдвоем они, с некоторой долей брезгливости, и не без труда, подняли и стали транспортировать к выходу, до конца не проснувшегося мужчину. С одной из волочащихся по полу ног, у того спал башмак. И взорам всех вновь предстал дырявый грязный носок.

Потеря башмака, будто послужила неким сигналом. Мужчина вдруг приободрился. И, как собака после купания отряхивает с себя воду, так и он попытался «отряхнутся» от цепких рук милиционеров.

– Вы куда меня волочете?! – с достоинством, ясным, не сонным голосом, проговорил он, пытаясь при этом наклониться за башмаком.

– Куда надо, дядя! – весело сказал молоденький милиционер.

– А вы знаете, что я импо́тент! – значительно и с достоинством произнес он, правильно поставив ударение в иностранном слове, и, не наклоняясь, нашарить на полу спавший башмак и вдеть в него ногу. – А вы меня гоните!

– Вот в милиции и определят, какой ты там импотент, – устало и как-то обреченно вклинилась в разговор смотрительница зала. А, по-моему, никакой ты не импотент, если у тебя денег нет даже для того, чтобы поспать как следует. У импотентов-то, ясно дело, деньги всегда и на всякие шалости имеются. А ты – бич обыкновенный, дальнего следования, по-видимому, точно определила она нынешнее положение этого Homo sapiens – человека разумного.

– Нет, я импОтент! – вновь поставив ударение на втором слоге, произнес мужик, опять попытавшись освободиться от крепких милицейских рук, с двух сторон удерживающих его в вертикальном положении.

– Вот в отделении вы нам все про свою импотенцию и расскажете, – по-прежнему, стараясь быть вежливым, почти ласковым голосом, произнес сержант, и резким, почти незаметным тычком в спину, направляя мужчину к выходу. При этом оба милиционера переглянулись и как-то загадочно улыбнулись.

– Сколько он времени просрочил? – остановившись у выхода с откинутым барьером, спросил сержант.

– Да ладно, чего теперь, – безнадежно махнув рукой, проговорила смотрительница зала. – У него все равно, кроме его партков ничего нет, наверняка. Ни семьи, ни дома, ни работы, ни деток, – уже тише, и как бы для себя самой, продолжила она.

На что мужик, в очередной раз встрепенувшись, гордо объявил:

– Да, знаешь ли ты, что у меня сын – профессор! В МГУ преподает. На кафедре журналистики, между прочим, – обернулся он к сержанту. – И дочь – врач невропатолог! – четко выговорил он. – А я импОтент э берт! Однако второе слово «bird» – «птица», вместе с неопределенным артиклем получалось у него как: «Эбет». На что смотрительница заведения сразу окрысилась:

– Я тебе повыражаюсь! – уже протиснувшись в проходе, произнес белобрысый милиционер.

– Чай, кофе, пиво, вафли, печенье? – подойдя к нам, спросила женщина, подождав, пока дружная троица окончательно, и уже без дополнительных тычков в спину сопровождаемого, не покинула ее пределов.

– Кофе, пожалуйста, – попросила жена. – С сахаром и молоком.

– У нас: «Три в одном»! – гордо ответила женщина. – Печенье, вафли?

– Не надо, спасибо, – ответила жена.

– Тридцать рублей, – проговорила работница вокзала, сразу поскучнев. И пока жена из сумочки доставала деньги, недоуменно продолжила: – И че это он все своей импотенцией хвастался?

Получив деньги, она отошла к самовару, налила в чашки кипятка и принесла их нам, поставив на невысокий столик перед креслами. Рядом с чашками она положила два пакетика «Maccoffee», на которых действительно было написано: «Три в одном». Что, по-видимому, означало: кофе, сахар, сухое молоко – в одном пакетике. – Да еще скабрезности говорил, – продолжила она, снова ни к кому не обращаясь, и смахивая тряпочкой с нашего столика невидимую пыль.

– Он говорил о том, что он важная птица, – пояснила ей Наташа. – Именно так переводится с английского фраза: «ИмпОтент эбет».

– Надо же, – безо всякого удивления, совсем буднично произнесла женщина, отходя от нас. И, уже стоя у своего столика, добавила: – А я подумала, выражается…

– Да, и телевизор, если можно, выключите, пожалуйста, – попросила жена.

– Можно и выключить, – направила на телевизор пульт управления сговорчивая дама, и в последний раз, словно прощаясь, взглянула на экран, с какой-то кривляющейся там в этот момент полуголой девицей.

Не успели мы в тишине отпить и по нескольку глотков, слава богу, горячего кофе (и в этом, пожалуй, было его единственное достоинство), как к проему двери в наш зальчик шумной гурьбой подошли четверо. Двое парней и две размалеванные девицы.

– Пиво, водка есть? – весело спросил высокий парень, обнимая хихикающую девицу.

– Все есть, ребята, заходите! – оживилась смотрительница.

«По-видимому, работает сдельно, от выручки, – подумал я, – оттого так засуетилась перед щедрыми потенциальными клиентами».

Спрашивающий парень, отпустив девицу, стал рассчитываться за вход в зал, а остальная компания, громко и почти непрерывно хохоча каким-то своим шуткам, уселась за столик, недалеко от нас.

У одной из девиц оказался включенным, скорее всего, на полную громкость, мобильный телефон, из которого неслась так называемая рэповщина, заполняющая своей настырной скороговоркой все пространство зала. Однако этой какофонии компании показалось мало.

– А че телек молчит, не работает, что ли? – спросил присоединившийся к компании парень.

– Работает, ребята, все работает, – услужливо улыбнулась женщина, ставя им на столик бутылку водки, стаканы, несколько банок пива и, в довершение кладя еще пачку печенья «Юбилейное».

Орал мобильник. Вновь был включен телевизор. На сей раз на его экране неистовствовали какие-то женоподобные парни, поющие голосами кастратов. То и дело гоготали и визжали девицы. Громко о своих успешных делах, проделанных в Улан-Удэ, говорили парни. По стаканам разливалась водка…

– Я бы предпочла этой шумной компании, того тихого импотента, – наклонившись ко мне, сказала жена. И, взглянув на меня, поспешно добавила: – Только ты, ради бога, не встревай! Не делай им замечаний, – словно угадав мои намерения, попросила она.