имен информаторов, была вовсе не в особом расположении к нему. Вышак пытался отстоять улики, не дать Кардинале добиться их исключения из рассмотрения в суде. А теперь судья заявляет ему, что информация о его сотрудничестве с ФБР будет предана огласке! И это после всех долгих лет дружбы с Балджером и сотрудничества с Бюро! Флемми понял, что его предали. И он не был одинок. Подручный Балджера, Кевин Уикс, служил «связным» между Флемми и Коннолли, регулярно навещая Флемми в тюрьме. «Все, что передал мне Джон Коннолли через Кевина Уикса, было его “глубокое сожаление” по поводу ситуации, в которой оказались я и Балджер», – рассказывал Флемми.

«А что Кен Фишман? – поинтересовался Вулф. – Ваш адвокат что-нибудь знает об этом?»

«Я скажу ему об этом прямо сейчас, – ответил Флемми. – С этим проблем не будет».

«Могу ли я пригласить его войти?»

«Конечно».

Флемми, заметно оживившись, попытался сделать Вулфу комплимент, по-свойски хлопнув его по плечу: «Ваша честь, вы доберетесь до сути дела. Я в этом не сомневаюсь. Уже почти добрались. Если пойдете дальше, распутаете всю историю».

Фишман вернулся в кабинет судьи, и Вулф в общих чертах рассказал ему о прошлом Флемми, пояснив, что в его распоряжение поступили правительственные материалы, подтверждающие, что Флемми был информатором «в течение весьма многих лет». Пол Коффи также вскоре вернулся в кабинет судьи и сказал: «Если суд мне позволит, я хотел бы поговорить с ним».

Коффи повернулся к Флемми и Фишману: «Я хотел бы иметь возможность сесть с вами где-нибудь и рассказать, что, по моему мнению, нужно сделать».

«Превосходно», – с сарказмом ответил Фишман. Адвокат изо всех сил старался сохранять спокойствие. Разглашение факта сотрудничества Флемми с ФБР было для него как удар под дых, оставивший его в оцепенении, и даже если у него было уже достаточно времени, чтобы прийти в себя и не подать виду, насколько он потрясен, голова все еще «плыла». «После двадцати двух лет адвокатской практики вырабатывается инстинктивная реакция, такое “врожденное” недоверие к людям, решившим стать информаторами», – говорил он.

Адвокат также прекрасно понимал, какую карту разыгрывает Коффи: он пытается сыграть на шоке его подзащитного и быстро убедить едва очухавшегося от потрясения Флемми присоединиться к программе защиты свидетелей и дать показания в пользу ФБР против остальных подозреваемых.

Коффи продолжил – и сделал-таки свое предложение. Флемми вежливо, но довольно холодно отказался: «Если я так ценен для вас, то почему я до сих пор здесь?» Фишман, в свою очередь, пытался справиться с собственным замешательством. Он попросил позволить ему остаться со своим клиентом наедине. Ему нужно было понять, как быть дальше; он даже поймал себя на мысли, что уже подбирает способы, при помощи которых можно превратить негативную информацию в позитивную. Скажем, Фишман мог заявить, что в силу того, что ФБР «одобряло» совершение преступлений Балджером и Флемми в обмен на их информацию о преступном мире, эти криминальные деятели не должны нести ответственность и находиться под судом по обвинению в преступлениях, которые им «разрешали» совершать.

Этот прием впоследствии станет известен как «защита информатора». Стремясь обезопасить себя, Флемми вскоре начал давать письменные показания под присягой о своих отношениях с ФБР и обещаниях избавить их с Балджером от возможных преследований по закону, которые, как он утверждал, давались агентами ФБР им обоим.

* * *

22 мая, после нескольких месяцев закрытых слушаний и запретов на разглашение материалов дела, судья Вулф наконец решил удовлетворить просьбу Кардинале об открытых слушаниях по существу дела. В постановлении суда, занимавшем целых сорок девять страниц, Вулф указывал, что целью предстоящих слушаний будет разрешение для Кардинале и других адвокатов допросить агентов и официальных представителей ФБР об отношениях Бюро с Балджером и Флемми, а затем на основании их ответов принять решение о возможности исключения из рассмотрения в суде магнитофонных записей и других улик. В силу этого судья распорядился обязать Министерство юстиции публично объявить, действительно ли Балджер, Флемми и другие подозреваемые, указанные в списке Кардинале, «тайно предоставляли информацию правительству в лице ФБР».

У правительственных организаций, отмечал Вулф, есть и другие варианты действий в случае, если они откажутся выполнять решение суда. Он допустил, что это решение может вступить в конфликт с «общепризнанной заинтересованностью правоохранительных ведомств в максимальном соблюдении конфиденциальности своих информаторов с целью увеличения потока информации». Он сообщил, что иногда подобные организации «предпочитают скорее отвергнуть любые подозрения и закрыть дело, чем подтвердить или опровергнуть факт сотрудничества с конкретным человеком». Но, заключал Вулф, в том случае, если правительство хочет, чтобы судебное рассмотрение дела против мафии и банды Балджера было продолжено, ему придется раскрыть свои секреты.

Вышак пытался убедить Вулфа передумать, но Вулф стоял на своем.

Несмотря на такое решение суда, команда прокуроров не собиралась отказываться от возможности продолжить слушания по делу. Пути назад не было. Министерство юстиции приняло решение согласиться с требованиями суда и сделать то, чего еще никогда не делал ни один представитель федеральных служб в Бостоне: 3 июня 1997 года, более двух десятилетий спустя после того, как Джон Коннолли завербовал Уайти, признать в суде, что Балджер в течение многих лет был информатором ФБР.

Пол Коффи произнес волшебные слова: «Я, Пол Коффи, давая показания под присягой, в соответствии с судебным ордером, выданным 22 мая 1997 года, подтверждаю, что Джеймс Балджер являлся информатором отделения Федерального бюро расследований (ФБР) в Бостоне». Коффи отметил, что в настоящий момент правительство приняло решение о разглашении имени Балджера, и попытался объяснить, почему в его случае пришлось отойти от строгих правил защиты конфиденциальности информаторов. Балджер, указывал он, «обвиняется в постоянном совершении тяжких преступлений на протяжении многих лет». Длинная серия преступлений сочеталась с его работой тайным информатором ФБР. Более того, Балджер, как находящийся в бегах, явно пытается избежать ответственности за свои преступления. Сочетание всех этих факторов создает «уникальное и редкое стечение обстоятельств», которое позволяет предать гласности имя Балджера, чтобы посадить его за решетку. «Балджер, таким образом, лишается всякой надежды на то, что его статус тайного информатора останется в тайне».

Министерство юстиции подчинилось решению суда, полностью отдавая себе отчет в том, что тем самым позволяет судье Вулфу ступить на неизведанную территорию, настоящую святая святых. Никогда еще независимые наблюдатели – такие, например, как федеральный суд, – не получали доступа к досье фэбээровских информаторов. Ни прокуроры, ни адвокаты даже не догадывались о подлинных масштабах коррупции, но у всех было предчувствие, что доступ к этому досье приведет к страшным открытиям. Пол Коффи так и сказал судье, когда они вдвоем обсуждали требование Кардинале раскрыть сотрудничество с ФБР Балджера и Флемми: «Это бомба замедленного действия».

Теперь, после долгих лет,