наши слова льются параллельно, не смыкаясь, две отдельные мелодии на одном нотном стане.

За мистером Коулом Полсоном мы следили уже неделю. Кое-чего про него понять успели. В целом все как всегда – выпивает, по пьяни вдруг возомнил себя мистером Удачей и проиграл деньжищ таких, что надо закладывать квартиру. Жил он в Даунтауне, не так далеко от меня, частенько засиживался в баре и, конечно, возвращался далеко за полночь, глядя на темный мир несчастными глазами навыкате. Такой это был смешной человечек.

Смотрим – там бомж толкает коляску, спизженную из супермаркета, тут кот нырнул в мусорный бак. Тишина, спокойствие, а нам весело, мы аж дрожим.

И вот он появился, а сегодня был день икс, собственно, сама работа. Короткий разговор, он их всех впечатлял. Особенно если они и раньше замечали нашу тачку.

Мы с Мэрвином вылетели из машины, ужасно нелепые, почти вывалились и направились к мистеру Полсону, который нас и не замечал как бы. Пьяненькая мразь, думал я, ничего-то ты еще не знаешь, ой как жалко тебя, моя бы воля, так в лоб бы поцеловал да отпустил на все четыре стороны.

Первым вступал Мэрвин. Его роль обходительного поляка удавалась ему на сто процентов, прям овации, и в зале каждый зритель пустил по скупой слезинке.

– Мистер Полсон! – окликнул его Мэрвин. – Здравствуйте!

Он обернулся, посмотрел на нас без интереса, только спустя пару секунд (ой, алкоголь-то – это депрессант, специфический нервный яд) сверкнул волнением.

– Кто вы? Откуда меня знаете?

– Я думаю, ты и сам все понимаешь, – сказал я.

Подал голос и замолк сразу же, рот-то захлопнул. Ой, я не хотел жалость показывать, у меня другая роль была.

Акцент, и мой и Мэрвина, слух мистеру Полсону резанул, на то и расчет. Впечатляет, когда среди ночи к тебе подходят незнакомцы, но еще круче, когда они совсем чужие.

– Помнишь, – сказал я Мэрвину на русском, – у «Гражданки»: «Раз иду по переулку, вдруг ко мне подходят двое, говорят: а ну, отдавай свое сердце».

– Точно, – сказал Мэрвин на польском. – Хотя я не все понял, что ты сказал.

Панславянизм, каким он должен быть.

Мистер Полсон смотрел на нас обеспокоенно. Он не знал, о чем мы говорили, и это его тревожило, трезвило.

Мэрвин снова перешел на английский.

– Так вот, мистер Полсон, пора бы вам деньги-то отдать.

– Но у меня их нет. Я бы отдал.

Он еще не просил, не умолял, просто пробовал воду на ощупь, нырнуть ли. Все они говорили именно это. Потом деньги появлялись. Опыт у меня был небольшой, но на моем веку двойное дно находилось у каждого кошелька, даже очень скромного с виду.

Мистер Полсон сделал один шаг назад. Инстинктивный. А глазки-то забегали. Думал небось, как его угораздило связаться со славянской мафией.

– Этнические группировки, – это мне Бадди говорил, – почему-то впечатляют больше. Даже обидно.

А мистер Полсон повторил с чуть более заискивающей интонацией:

– Нет денег. Я искал.

– Мистер Полсон, вы плохо искали. Но вы можете поискать еще. Мы просто хотим вам напомнить.

– Я сейчас полицию вызову.

– Не волнуйтесь, мы не собираемся вас бить или что-нибудь в этом роде. Двадцать первый век на дворе. Вам нужно собраться и понять, где вы можете достать денег. Это чисто деловой вопрос. Возьмите кредит.

От кокаина дробь Мэрвиновых слов становилась все чаще и чаще. Может, мистер Полсон понял, что мы еще и упоротые, глаза у него стали совсем испуганные.

– Вы не понимаете! Я недавно развелся!

– Мы все понимаем. Поэтому, мистер Полсон, у вас есть еще неделя. Посмотрите на это с другой стороны. Сегодня у вас все будет хорошо. И еще неделю у вас тоже все будет хорошо. Это точно.

Я уже чувствовал: мистеру Полсону будет достаточно одного раза. Кое-кто дотягивал до второго. После третьего-то ломались все.

Ой, я был за него рад, что ему много не надо. Нервы целее будут. В чем кайф-то людей мучить? Пусть даже пальцем к нему не прикоснулся, а мучаешь все равно.

Тут уж пора было мне вступить. Я-то свою роль не любил. Торговать мне нравилось куда больше, нужно было стараться обаять собеседника, найти подход, шутки там шутить.

А тут знай свое гни.

– А мне, кстати, кажется, что деньги-то у тебя найдутся, мужик. Вот у тебя тетенька есть. Ты к ней ездишь.

Сестра это была или любовница, этого я не знал. Ставил на любовницу, как-то она зажигательно мистера Полсона чмокнула при встрече.

– У нее машинка хорошая. Новенькая. Качественная. Славная машинка. Красная.

Я помолчал, изучая его лицо. Взгляд у меня из-за кокаина, должно быть, совсем расфокусировался, и это, я надеялся, придавало мне жути. Я уже представлял, как мистер Полсон трясется и потеет, рассказывая своей даме обо мне, говорит что-нибудь вроде: вид у него был совершенно неадекватный.

– Вот, – сказал я. – Все ты понимаешь, вижу, что понимаешь. Любит тебя тетенька?

Он только закивал. Мэрвин его чуточку расслабил, казалось бы, пронесло, а вот оно как. Старый как мир прием, и ничего нового-то придумывать не надо.

– Хорошо. Если любит, пусть машинку продаст. Немножко денег отдашь, у тебя времечко появится, чтоб еще найти. Ты ей по гроб жизни должен будешь, тетеньке своей.

– Что? Что вы сказали?

– Про гроб жизни. Это на русском. Поговорка такая. Значит, пока не умрешь. Пока тебя не положат в ящичек. Ты попроси тетеньку.

Мистер Полсон смотрел на нас во все глаза, и у меня было странное ощущение, будто он стоит перед нами голый. Или очень маленький.

Где-то вдалеке, за ним, я увидел силуэт своей мертвой мамки, с которой всегда капала вода. Ой, ты не вовремя.

– Не надо бояться, – сказал Мэрвин. – У вас все-таки еще есть время. Может, сразу вся сумма обнаружится.

– Давай на этом и распрощаемся. Время у тебя есть. И в следующий раз должно еще что-нибудь быть. Ты же честный человек. Я прям надеюсь.

Ой, думал, обоссытся он, но вдруг мистер Полсон весь подобрался, кивнул.

– Да, я постараюсь.

Прям школьник, который пообещал исправить двойку.

– Ну, тогда мы к вам больше претензий не имеем. Может быть, даже не увидимся никогда, – сказал Мэрвин. – Приятно было познакомиться, мистер Полсон.

А я подался к нему, оскалившись.

– Ну, иди по делам.

Мистер Полсон отшатнулся от меня, развернулся и посеменил навстречу спасению, в подъезд. Я засмеялся, а Мэрвин, хотя ему тоже хотелось, сдержался.

– Ну, чего, когда сломается? – спросил Мэрвин.

– Да на пятый день принесет, я уверен.

Мы вернулись в машину, допили колу в