Он усмехнулся.

– Так вот, любой, с кем тебе придется иметь дело, заочень редким исключением, с радостью тебя продаст и превратит в ничто. Примернона девяносто третий раз ты меня возненавидишь. Я уже через все это проходила.Знаю, как это бывает. Это разъедает жизнь, как злокачественная опухоль. Из-заэтого я потеряла двух мужей, а еще один был такой продажной сволочью, что самбегал за репортерами и кричал: «А вот Таня Томас, не желаете ли?» – Она имела ввиду своего второго мужа, концертного менеджера.

– Скучать не приходится, – процедил он. Она никогда неописывала ему подробностей, но он и сам подозревал, что ее жизнь – не сахар. –Ну, и чего ты теперь ждешь, Танни? Что я от тебя откажусь? Не говори это, не тоя в тебе разочаруюсь. Меня не так-то легко запугать. Знаю приблизительно, чтособой представляет твоя жизнь! Мне попадаются газетенки, и я понимаю, чем оникормятся и чем кормят публику. Ты правильно заметила: когда напишут про тебясамого, впечатление сильное. Утром, открыв газету, я поймал себя на желаниикого-нибудь убить. Но ведь ты не виновата! Ты сама жертва.

– Люди этого не помнят, – грустно возразила она. – А сэтих лгунов взятки гладки. Их не побороть. Судиться с ними – и то бесполезно:как бы они ни врали, иск – всего лишь способ повысить их тираж. Вот увидишь,рано или поздно они так тебя замучают, что ты меня возненавидишь.

– Я люблю тебя, – отчетливо произнес он, вставая иустремляя на нее решительный взгляд. – Люблю! Поэтому не хочу, чтобы это стобой происходило. Конечно, во мне будет кипеть ненависть, когда они будут променя врать. А врать они будут: я ведь всего-навсего тупой техасский ковбой, ивсе решат, что я охочусь за твоими денежками, что ты меня подцепила, и такдалее. Ну и что? Мы с тобой – живые люди. Вывод один: мне не удастся сидетьбезвылазно в Вайоминге, как я собирался. Придется проводить больше времени вЛос-Анджелесе, защищая тебя. Не могу же я позволить, чтобы ты страдала из-заменя, а я сидел у себя на горе и в ус не дул! Какое-то время будем оба мотатьсятуда-сюда, пока ты не решишь, что устала, и что настало время ухаживать со мнойна пару за лошадками.

– Я не откажусь от своей карьеры, – предупредила онаего, хмурясь. – Несмотря на все это, я люблю делать то, что делаю. Люблю петь.

– Я тоже люблю то, что ты делаешь. Не собираюсьнастаивать, чтобы ты все это бросила. Возможно, у нас не получится жить частьвремени здесь. Но давай хотя бы попытаемся! Посмотрим, что из этого выйдет. Яхочу быть с тобой – здесь, там, где угодно. Я люблю тебя, Танни. А на то, чтопро нас будут болтать, мне наплевать.

– Ты серьезно? Даже после этого? – Она помахалагазетой.

– Серьезнее некуда. – Он широко улыбнулся, подошел кней и поцеловал. – Они тут пишут, что ты затащила меня в постель, посуливранчо. Когда я пропустил эту часть истории?

– Ты ее проспал. – Она улыбнулась. – Я нашептала еетебе на ухо.

– Ты – потрясающая женщина. Ума не приложу, как тытерпишь всю эту клевету.

– Сама удивляюсь. – Она положила голову ему на плечо,он обнял ее. – Как я их ненавижу!

– Не трать зря силы. Вот что я тебе скажу: тебе надобыть осторожнее. Хватит распевать гимны на родео, таскаться с ранеными ковбоямипо больницам, воображая, что там тебя не узнает ни одна собака, покупать простотак ранчо. Впредь будем умнее, идет? Если хочешь, прячься за моей спиной. Мневсе равно, что они наговорят. Что про меня можно насочинять? Что ни напишут –все правда. Я приму огонь на себя.

– Я люблю тебя, Гордон! Я так испугалась, что ты теперьне захочешь на меня смотреть! – С той минуты, как ей попалась на глаза газета,она не находила себе места.

– Вот еще! Я сидел тут и размышлял, как бы мнеуговорить Шарлотту отпустить меня на весь следующий уик-энд, чтобы я могпреподнести тебе сюрприз – нагрянуть в Лос-Анджелес. Может быть, такой, сподбитым крылом, я ей не пригожусь?

– Ты правда хотел бы приехать? Чудесно!

– Попытаюсь. На следующей неделе нам с ней предстоитсерьезный разговор. Когда закончится летний сезон, я бы хотел перейти здесь нанеполный рабочий день.

– На забывай, что зимой у меня турне по Европе и Азии.Это будет сущий кошмар.

– Звучит заманчиво! – Он улыбнулся. – Мне уже нетерпится.

– И мне. – Глядя на него, Таня думала о том, чтотеперь, когда Гордон будет заботиться о ней и защищать ее, жизнь полностьюпреобразится. Ей хотелось тоже быть ему полезной.

– Кстати, куда нас занесет на Рождество?

– Я забыла. То ли в Лондон, то ли в Париж, то ли вГерманию. Уж не в Мюнхен ли?

– Как насчет венчания в Мюнхене? – предложил он, нежноцелуя ее.

– Мне бы больше хотелось выйти замуж в Вайоминге, –возразила она. – Пусть нашими свидетелями будут горы, под которыми я тебянашла.

– Ладно, это мы уточним позже. – Он заставил ееподняться и обнял здоровой рукой. – Есть более неотложные вещи. – Он потянул еев спальню. – Больному пора на боковую.

Таня догадалась, что он хочет убедиться, что между нимидействительно не пробежала кошка. Было больно думать, что они последний деньвместе.

Они пролежали в постели до вечера, пока остальные каталисьверхом. Он уснул в ее объятиях, и она долго прижималась к нему, все еще не веряв свое счастье. Два дня назад она едва его не лишилась. Теперь об этом страшновспоминать.

Хартли провел день в задумчивости: раскачиваясь в седле, онпытался освоиться с мыслью, что может потерять Мэри Стюарт, если она невернется к нему из Лондона.

– Не терзай себя понапрасну раньше времени, –посоветовала ему Мэри Стюарт, когда он поведал ей о своих страхах.

– Не могу. Вдруг ты не вернешься? Что мне тогда делать?Я только что тебя нашел и мне трудно смириться с возможностью скорой утраты. –Он не говорил ей о своем намерении посвятить их встрече новую книгу. Это ничегоне изменило бы, но позволило бы дать выход чувствам. – Ты не можешь мнеобещать, что обязательно вернешься. Ведь сама в точности не знаешь, как всеобернется.

– Верно. Но в жизни итак много утрат. Зачем пробоватьих на зуб еще до того, как они нас настигнут?

– Потому что иначе их вкус слишком горек. Если бы ятебя потерял, то извелся бы от тоски.

При этих словах она не удержалась и поцеловала его.

– Я сделаю все, чтобы вернуться как можно быстрее.

Его ответ так ее удивил, что она остановила лошадь.

– Если можешь спасти свой брак, лучше не возвращайся, –молвил он задумчиво. – Мы с Маргарет тоже однажды чуть не развелись. Прожилиоколо десяти лет, и у меня появилась женщина. Очень глупо с моей стороны, яникогда больше так не поступал. Не знаю, как это получилось. У нас возниклипроблемы, стало ясно, что у нее не может быть детей, и она очень тяжело этопереживала. Прямо тронулась рассудком! Мы отдалились друг от друга. Думаю, онавинила в своем бесплодии не только саму себя, но и меня. Независимо от причиныя изменил жене, и она об этом узнала. Из-за этого мы разошлись, на полгода, и япродолжал ту связь, что было еще глупее. К тому времени я решил, что влюблен, иэто запутало все еще больше. Она была француженка, я поехал к ней в Париж.Потом помчался в Нью-Йорк, чтобы сказать Маргарет, что развожусь с ней. Ноприехав, понял: все, что я в ней любил, осталось при ней, как и то, что я в нейне любил, вместе с причинами, по которым я ей изменил. У нее сохранились все еенесовершенства – нервозность, иррациональность, из-за которой с ней было труднополадить, а также все то, что я в ней обожал: честность, верность, творческийдух, чудесное чувство юмора, яркий ум, скромность, чувство справедливости. Ялюбил в ней миллион разных качеств... – Он говорил это со слезами на глазах,Мэри Стюарт тоже не могла побороть слез. – Я вернулся в Нью-Йорк, чтобыпроститься с Маргарет, а вместо этого еще сильнее в нее влюбился.