– Гжегож Гейнче, inquisitor папский! И доблестныйрыцарь Эгберт де Кассель из Копаньца!

Двери корчмы скрипнули, приоткрылись. Кнехты поднялисамострелы, де Кассель успокоил их жестом и ворчанием.

На пороге стоял мужчина в коротком сером плаще, стянутомблестящей пряжкой, в приталенном, обшитом серебром вамсе, и в высокихсафьяновых сапогах. На голове у мужчины был черный атласный шаперон, еще болеезамысловатый, чем у Парсифаля, с еще более длинным и изысканней закрученнымхвостом.

– Я Урбан Горн, – мужчина в сером плащеосмотрелся. – А где же господа Гейнче и де Кассель? Я вижу вокругисключительно вооруженных гемайнов с мордами бандитов.

– Я Эгберт де Кассель, – выступил рыцарь. – Аокружают вас мои люди, так что свои оскорбления оставьте при себе.

– Не будем тратить на них время, – инквизитор сталрядом. – Ты меня знаешь, Урбан Горн, знаешь, кто я. И прекрасно понимаешьсвое положение. Тебя обложили, не вырвешься. Мы достанем тебя живого илимертвого. Наше предложение: давай избежим кровопролития. Мы не варвары, мы людичести. Сдайся по доброй воле.

Мужчина минуту молчал, кривя губы.

– Мои люди, – сказал он наконец, – это шестьчехов и четыре – местные, силезцы. Все наемники, со мной связаны исключительноденежным контрактом, никаким иным образом. Они ничего не знают и никакогопреступления под моим руководством не совершили. Я требую, чтобы их отпустили.

– Ты не можешь требовать, Горн, – обрезалГейнче. – Но я согласен. Они будут освобождены. Если только на ком-нибудьне висит приговор за давние дела.

– Слово рыцаря?

– Слово священника.

Горн прыснул, но сдержался. Он достал из расписных ноженстилет, взяв за клинок, вручил его инквизитору.

– Я сдаю оружие, – беспечно поклонился он. –А также делаю предложение. Я как раз собирался заказать обед в эркер. Вместоодной утки могут подать три, эти птицы на вертелах выглядели очень аппетитно.Соблаговолите принять приглашение? Мы же люди чести, а не варвары.

Обедающую в эркере тройку сопровождали только двоеармигеров, господин де Кассель позвал с собой только Яна Карвату и Парсифаляфон Рахенау. Карвату – потому что тот был приближенным и пользовался полнымдоверием. Парсифаля – потому что тот был новичком, зеленым и имел слабоепонятие о том, что говорили. У Парсифаля в отношении этого не было ни иллюзий,ни сомнений.

– Хороший у тебя год, – сказал Горн, держа обеимируками утку и отрывая зубами мясо. – В марте арестовал Домараска, теперьменя. А, кстати, Домараск еще жив?

– Не меняйся ролями, Горн, – поднял глазаГейнче. – Это я допрос буду делать. Мечтаю об этой минуте четыре года,когда ты выскользнул из моих рук во Франкенштейне.

– Когда мне счастье улыбалось, то улыбалось, –покивал головой Горн. – А когда оставило, то уже навсегда. Вчера, зараза,снилась мне дохлая рыба, такой сон всегда предвещает невезение. То, что тыпоймал меня именно сейчас, сегодня – это мое невезение, моя неудача. Ты привыквидеть во мне гуситского разведчика, удивишься, но на этот раз я прибыл вСилезию в другой роли. Приватно. По личному делу.

– Ах. Быть не может.

– Я прибыл в Силезию, – Урбан Горн проигнорировалиронию, – для личной мести. Тебе интересно, о ком речь? Скажу: о Конраде,епископе Вроцлава. Разве это не странное стечение обстоятельств? Ведь и ты,Гжегож, с епископом на ножах. Как говорит пословица? Враг моего врага…

– Горн, – инквизитор нацелил в него кость изутиного бедра. – Давай договоримся. Мои распри с епископом – это моеличное дело. Но епископ – это наивысшая церковная инстанция в Силезии, опорастабильности и гарант порядка. Удар, направленный в епископа, – это ударпо порядку, ты меня в это не втянешь. Даже не пробуй. Мне известно, что тылично имеешь к епископу. Я исследовал, представь себе, дело свидницких бегинок,знаю документы процесса и доклад о казни твоей матери. Сочувствовать тебе ямогу, но соучаствовать не буду. Тем более, что я не до конца уверен в твоихмотивах. Ты убеждаешь меня, что тобой руководят личные побуждения, что дело вличных счетах, что именно с этой целью ты прибыл в Силезию с наемниками. А дляменя ты был, есть и останешься гуситским шпионом, работаешь в пользу нашихврагов. Ты приехал не для идеи улучшения мира? Не ради Гуса, не против ошибок,перегибов и коррупции Рима? Не по глубокому убеждению о необходимости реформы incapite et in membris? Это приватное дело, личная месть? Для меня нет никакойразницы. Так как нет разницы для голодающих нищих, которых я видел в пути,сидящих на руинах и пепелищах сел. Это ты спалил эти села, Урбан Горн, ты обрекэтих людей на нужду и голодную смерть.

– Идет война, – гордо ответил Горн. – Авойна, прости за банальность, вещь жестокая. Не играй на моих чувствах, Гжегож.Я тоже мог бы показать тебе сожженные селения под Находом и Броумовом, тамошнихискалеченных людей, пепелища и могилы убитых, которыми обозначены путикатолических крестовых походов!

– Я простил одну банальность – о войне. Не засыпай меняследующими.

– Взаимно.

Какоето время они молчали. Наконец Горн швырнул собакеостатки утки, схватил бокал и залпом выпил его.

– Оставим, – он со стуком поставил бокал, –на минуту епископа и благо Церкви. А что ты скажешь о Грелленорте? Моей цельюбыл не вроцлавский епископ, я отдаю себе отчет, что это чуть высоковато дляменя, куда мне с мотыгой на солнце. Целью моего нападения должен был бытьовеянный тайной замок Сенсенберг, убежище Грелленорта. Место, в котором этоепископское исчадие хулит Бога, занимается черной магией и некромантией, где онварит отравы, яды и одурманивающие декокты, куда призывает чертей и демонов.Откуда высылает своих Всадников на террористические акты, приказывая убиватьмирных жителей. Разъясни мне, инквизитор, как это так? Можно ли нападение натакое место расценивать как агрессию против Церкви? А может, правду говорят,что для Рима цель оправдывает средства, что для борьбы со свободной мыслью,ересью и реформаторскими движениями можно припрячь и использовать всё, в томчисле и черную магию?

Теперь пришла очередь Гжегожа Гейнче долго помолчать.Парсифаль, хоть и понимал с пятого на десятое, впился взглядом в его лицо. Онвидел, как желваки инквизитора заиграли, как заблестели глаза, а ротприготовился ответить.

– Я знаю, где находится замок Сенсенберг, –опередил его Урбан Горн. – И как туда попасть.

– Черные Всадники, – отозвался де Кассель, –убили Альбрехта Барта из Карчина, он был моим другом. Что касается меня, то яготов…