Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Так куда же подевались все эти чертовы ручки?! – кричит он, накручивая сам себя.
Я привстаю со стула, чтобы оценить силу урагана, бушующего в дальнем конце зала, шрапнель и осколки, разлетающиеся от ядерной бомбы – моего редактора, яростно сжимающего в кулаке экземпляр воскресной газеты «Санди мейл», нашей конкурентки.
Мой пожилой товарищ по рабочему пространству и король кроссвордов Амос Вебстер бросается обратно к своему столу и затаивается за ним, почти зарывшись под горой словарей и энциклопедий.
– На твоем месте я бы сел, – говорит он. – Босс вышел на тропу войны.
– Что случилось? – спрашиваю я, все еще стоя и наблюдая, как Кэйтлин Спайс кивает за своим текстовым процессором[60], впитывая молниеносные указания Брайана Робертсона и его горькие журналистские истины о том, как газеты живут и умирают, даже будучи лучшими.
Брайан Робертсон снова взрывается, пламя и шрапнель извергаются из его рта. Бывалые журналисты бегут, спасая свои жизни.
– Никто не желает мне сказать, где все гребаные ручки? – кричит он.
Я шепчу Амосу:
– Почему бы кому-нибудь просто не дать ему эту сраную ручку?
– Он не ищет ручку, ты, примат! – шипит в ответ Амос. – Это из-за Пеннов. Он хочет знать, что случилось с Пеннами, той семьей, которая исчезла в Оксли.
– В Оксли?
Соседний пригород с Даррой. Паб Оксли. Прачечная Оксли. Эстакада Оксли. Знакомые места.
– Никаких гребаных премий в моей гребаной газете с этой гребаной секунды! – орет Брайан на весь зал новостей, прежде чем топает в свой кабинет и так сильно хлопает дверью, что та дрожит, как гибкая коричневая доска Рольфа Харриса, когда он пел по телевизору «Привяжи кенгуру, друг»[61].
– Вероника Хольт снова опередила нас, – шепчет Амос.
Вероника Хольт. Главный криминальный репортер «Санди мейл». Ей тридцать лет, и она пьет только шотландский виски со льдом, и она может взглядом замораживать кубики льда для своих напитков. Она носит черные юбочные костюмы – угольно-черные, и серо-черные, и ярко-черные, и тускло-черные. Ее нюх на новости столь же остр, как и ее чернильно-черные каблуки. Комиссар полиции однажды потребовал от Вероники Хольт «публичного опровержения» ее статьи о том, что квинслендская полиция часто посещает бордели в пригородах Брисбена. На следующее утро в радиопередаче «Обратная связь» Вероника Хольт напрямую ответила комиссару: «Я опровергну свою статью, господин комиссар, когда ваши люди перестанут трясти своими причиндалами по нелегальным публичным домам».
Я спешу к уголку, где свалены газеты со всей Австралии, – к справочной полке для сотрудников, которая находится возле кулера с водой и огромного канцелярского шкафа. Стопка вчерашней «Санди мейл» лежит на полке, перевязанная белым шпагатом. Я перерезаю шпагат ножницами из канцелярского шкафа и читаю первую полосу вчерашней «Санди мейл».
«Брисбенская семья исчезает как…» Эти слова встроены подзаголовком в огромный баннер на первой странице «Санди мейл»: «ОЧЕРЕДНОЙ ВЗРЫВ НАРКОВОЙН».
Яркая история Вероники Хольт – о загадочном и необъяснимом исчезновении всех членов семьи Пеннов из трех человек, проживавшей в Оксли; неделикатно подчеркивающая, что это произошло на фоне того, что полиция Квинсленда называет «эскалацией трений между конкурирующими группировками подпольных незаконных наркосетей, простирающихся через Квинсленд и все восточное побережье Австралии».
Используя анонимные источники – в основном своего дядю, Дэйва Хольта, отставного старшего сержанта квинслендской полиции, – Вероника Хольт создала захватывающую криминальную статью, которая не говорит явно о том, что семья Пеннов до их загадочного исчезновения давно укоренилась в криминальном мире Брисбена, а просто дает достаточно наводящую предысторию, чтобы показать преданным и зачастую истекающим на нее слюной читателям Вероники, что Пенны шли дорожкой такой же кривой, как струи папашиной мочи в день получения пособия одинокому родителю.
Отец пропавшего семейства, Гленн Пенн, был недавно освобожден из тюрьмы Вудфорд, к северу от Брисбена, отбыв два года за мелкую торговлю героином. Мать, Регина Пенн, была девушкой-серфингисткой на Солнечном побережье и какое-то время работала официанткой в печально известном кровавыми случаями отеле «Марухидор», принадлежащем Курильщику Джо, который часто посещали как крупные преступники вроде Алекса Бермудеса – он упоминается в статье, – так и мелкая шелупонь наподобие Гленна Пенна, очень желавшего быть похожим на Алекса Бермудеса. На семейной фотографии Пеннов, размещенной на первой полосе, у восьмилетнего сына Гленна и Регины – Бевана Пенна – прикрыто лицо. Он одет в черную футболку с «Черепашками-ниндзя». Чистая кожа. Бедный невинный восьмилетний мальчик, унесенный куда-то невидимым подводным течением, потому что его мама и папа плохо соображали. Слова соседки Пеннов в Оксли, вдовствующей бабушки по имени Глэдис Риордан, процитированы в искрометной статье Вероники: «Я слышала крики, доносящиеся из их дома около полуночи, примерно две недели назад. Но они постоянно орали поздно ночью. А потом – ни писка. Ничего вообще в течение двух недель подряд. Я думала, что они могли куда-то уехать. Но затем пришла полиция и сказала мне, что в их сводках они числятся пропавшими без вести».
Пропали. Растворились. Исчезли с лица Земли.
На мгновение я задумываюсь – нет ли у Бевана Пенна молчаливого брата, отсутствующего на фотографии. Может, у Пеннов есть садовник, который известен как один из величайших квинслендских специалистов по побегам из тюрем? Может быть, Пенны вовсе не исчезли, а просто отсиживаются в тайной комнате, которую Гленн Пенн построил под их одноэтажным домом в Оксли и в которой мальчик принимает советы от безымянных взрослых мужчин на другом конце красного телефона.
Циклы, Дрищ. Все возвращается на круги своя, Дрищ. Чем больше обстоятельства меняются, тем больше они остаются херовыми.
Я знаю, что Брайан Робертсон сказал мне не шататься вокруг криминального отдела, но ничего не могу с собой поделать. Он зовет меня. Он притягивает меня. Всякий раз, когда я приближаюсь к Кэйтлин Спайс, я теряю счет времени. Я подхожу к ее столу и никогда не знаю точно, как я там оказался. То есть я инстинктивно понимаю, что прошел мимо спортивного отдела и комнаты объявлений по левую сторону, и пивного холодильника рядом с Карлом Корби, который пишет об автомобилях, и оригинальной футболки Квиндсленской лиги регби, в рамке и под стеклом, подписанной мужественным Уолли Льюисом[62]; но я не помню, чтобы проходил мимо всех этих вещей, потому что каким-то тоннельным зрением вижу лишь Кейтлин Спайс и заперт внутри этого тоннеля. Я всегда умираю на пути через этот тоннель, а она – возвращающий меня к жизни свет в его конце.