Алекс улыбнулся.

– Дай мне это обдумать, – сказал он.

Неделю спустя курьерский фургон австралийской почты доставил к нашему дому посылку, адресованную Августу. Коробка оказалась заполнена сложенными в случайном порядке двадцатками, десятками, пятерками и совсем мелкими купюрами по одному-два бакса на общую сумму 10000 долларов. В графе «Отправитель» было написано: «Р. Гуд, Монтегю-роуд, Уэст-Энд».

Видишь ли ты нас, Дрищ? Мама взлохмачивает Августу волосы.

– Я так горжусь тобой, Август! – говорит мама.

Август улыбается. Мама плачет.

– Что такое, мам? – спрашиваю я.

Она вытирает глаза.

– Мой мальчик – Чемпион Квинсленда, – всхлипывает она. – Они попросят моего мальчика подняться на сцену в этом зале, и они станут благодарить его за то, что он был… что он был… что он был собой.

Мама переводит дыхание. Она дает нам четкие инструкции.

– Мы все пойдем туда, понятно? – говорит она.

Я киваю. Отец мнется.

– Мы все прилично оденемся, – продолжает мама. – Я куплю хорошее платье. Я сделаю прическу. Мы все будем выглядеть отлично ради тебя, Гус.

Август кивает, сияя. Отец все мнется.

– Фрэн, я… эээ… мне, наверно, нет необходимости туда идти… – бормочет он.

– Что за чушь, Роберт, ты пойдешь.

Видишь ли ты мой стол, Дрищ? Видишь ли, как мои пальцы выстукивают слова на пишущей машинке, стоящей на моем столе, Дрищ? Я пишу статью о восьмом заезде на ипподроме Думбен. Ты смотришь на заместителя заместителя резервного полевого райтера. Главный резервный полевой райтер, Джим Чесуик, похвалил меня за статью, которую я написал на прошлой неделе о трех поколениях Маккарти; дедушке, отце и сыне, погонщиках рысаков – их называют «погонщик рысака», а не «жокей», говорит Джим, – участвовавших в том же заезде на Альбионских гонках. Дед выиграл с опережением на два корпуса.

Брайан Робертсон добрее, чем люди думают о нем. Он предоставил мне работу и даже позволил мне закончить школу, прежде чем я за нее примусь. Моя работа в газете – это, по сути, свободное пинание говна – должность, за которую я крепко держусь обеими руками и девятью пальцами. Если что-то значительное происходит в штате или федеральном парламенте, меня отправляют по торговым центрам задавать случайным людям вопросы, выданные мне нашим гризлиподобным начальником штаба, Ллойдом Стоксом.

«Думаете ли вы, что штат Квинсленд спускается в унитаз?»

«Как вы считаете, есть ли Бобу Хоуку дело до того, что Квинсленд спускается в унитаз?»

«Как, по вашему мнению, Квинсленду выбираться из унитаза?»

Я пишу о результатах местных спортивных соревнований, прошедших в выходные. Я пишу о графике приливов и отливов, и каждую пятницу утром я звоню старому рыбаку по имени Саймон Кинг для еженедельной колонки под названием «Саймон говорит», где мы сообщаем читателям о предсказанных Саймоном местах хорошего клева вдоль квинслендского побережья. Тебе бы понравился Саймон, Дрищ, он знает, что в рыбалке важен не улов, а сам процесс ловли. Вся суть в том, чтобы сидеть и мечтать.

Я пишу о домах на страницах про недвижимость. Я пишу обзоры на триста слов – редактор рубрики «Недвижимость», Риган Старк, зовет их «рекламками» – о дорогих домах, выставленных на продажу крупными риелторскими компаниями, которые платят больше всех за рекламу на наших страницах. Риган говорит, что я пишу с чрезмерным энтузиазмом. Она говорит, что в трехстах словах рекламного текста о недвижимости нет места для эпитетов и метафор, и она всегда показывает мне, как сократить мои фразы с чего-то вроде «Просторная открытая гостеприимная палуба обнимает дом с севера и востока, словно мать-кенгуру, баюкающая новорожденного детеныша» до чего-то вроде «Дом имеет L-образную веранду». Но Риган говорит, что я не должен терять энтузиазма, поскольку энтузиазм для журналиста – даже больше, чем ручка и бумага, – самый главный инструмент, если не считать джина «Гилбис». А я просто делаю как ты, Дрищ. Я просто стараюсь быть постоянно чем-то занятым. Я просто отбываю свой срок. Каждый день на один день ближе к Кэйтлин Спайс. Мы сидим в одной комнате на работе, Дрищ. Просто эта комната – главный зал новостей, около ста пятидесяти метров в длину, и она сидит в передней части зала за столом криминального отдела, напротив кабинета главного редактора, Брайана Робинсона; а я сижу в дальнем конце, между шумным фотокопировальным аппаратом и Амосом Вебстером, семидесятивосьмилетним стариком, который редактирует кроссворды и которого я толкаю в плечо по нескольку раз на дню, чтобы убедиться, что он не умер. Мне здесь нравится, Дрищ. Сам дух этого места нравится. Звук наших машинок, когда мы печатаем. Запах сигаретного дыма и то, как старики ругают прежних политиков, которых знали в 1960-е, и болтают о молодых женщинах, которых трахали в 1970-е.

Это ты устроил меня на эту работу, Дрищ. Это ты посоветовал мне написать Алексу. Это Алекс рассказал мне свою историю. Именно эта история стала моей статьей на первой странице «Курьер мейл». «БУНТАРЬ БЕЗ ПЕРЕДЫШКИ» – гласил заголовок над моим эксклюзивным интервью на 2500 слов о жизни и жизненных периодах недавно освобожденного лидера группировки «Повстанцы» Алекса Бермудеса. Под статьей не было моей подписи, но это ничего. Ее сильно переработал главный редактор, Брайан Робертсон, поскольку она была переполнена тем, что Брайан назвал «цветистой чушью».

– Как тебе удалось уговорить Алекса Бермудеса на интервью? – спросил Брайан, сидя за столом и читая мой перепечатанный черновик, отправленный ему мной вместе с сопроводительным письмом, в котором я снова напоминал о своем желании писать для «Курьер мейл» в составе уважаемой команды криминального отдела.

– Я писал ему письма в тюрьму, которые подбадривали его в тяжелые дни, – ответил я.

– Как долго ты писал ему письма?

– Примерно с десяти до тринадцати лет.

– Почему ты начал писать Алексу Бермудесу?

– Мой воспитатель сказал мне, что это может многое значить для кого-то вроде него, потому что у Алекса не было ни семьи, ни друзей, которые могли бы ему писать.

– У него не было ни семьи, ни друзей, которые писали бы ему, потому что он очень опасный, возможно, социопатического склада характера осужденный преступник, – сказал Брайан. – Я так понимаю, твой воспитатель не был похож на Мэри Поппинс?

– Нет, – ответил я. – Нисколько.

– Откуда мне знать, что это не чушь, выдуманная фантазером-мальчишкой, который хочет у меня работать?

Алекс знал, что он так и скажет. Я передал Брайану телефонный номер, по которому он мог бы позвонить Алексу.

Я наблюдал за ним через стол, пока он разговаривал с Алексом Бермудесом по телефону. Он просил Алекса подтвердить подробности и цитаты в статье.

– Понятно, – сказал Брайан. – Ясно… Да, я думаю, мы сможем это напечатать.

Он кивнул, глядя сквозь меня.