– Нет, он вернулся в колледж.

Бенни это показалось странным. Максону было всего шестнадцать лет. В Педипси Максон числился в Синей команде детей старшего возраста, но для колледжа он был все же недостаточно взрослым.

– Он окончил школу в пятнадцать лет и сразу же поступил в колледж, – объяснила Алеф. – Он суперумный, типа гения, или что-то в этом роде, но не выдержал нагрузок, нервы подвели.

Бенни разозлило то, что Максон оказался гением, но он промолчал.

– В середине второго года обучения он сорвался, и родители заставили его вернуться домой.

Это тоже было странно. Бенни никогда не думал, что у Максона есть родители. Он сказал об этом Алеф, и она весело рассмеялась.

– Родители есть у всех, Бенни.

У него в голове в это время крутились две мысли. Первая заключалась в том, что Алеф он тоже не мог представить живущей с родителями. Она говорила, что сбежала из дома, но ведь до этого, должно быть, жила дома, с матерью, отцом и, возможно, собакой – так вот, этот образ ей совершенно не подходил. Проще было представить ее внеземным существом, вылупившимся из красивого инопланетного яйца, и это не казалось Бенни чем-то плохим. Ему казалось, что она явилась прямо из сна.

А второе, о чем он подумал – что себя он тоже не мог представить с родителями. В смысле, с обоими – больше не мог.

– Где твои родители? – спросил он.

Алеф понюхала фланелевую подкладку спального мешка и поморщилась.

– У меня их нет.

– Но ты же сказала…

– У всех есть, а у меня нет.

Выходит, насчет красивого инопланетного яйца он, может быть, и не ошибся. Она явно не хотела говорить о своей семье, да и Бенни в этот момент хотелось узнать кое-что другое.

– А вы с Максоном… – Он запнулся на полуслове.

«Ох, перестань. Неужели ты собираешься на самом деле спросить ее об этом?»

– Мы – что?

– Ничего.

«Да спроси уже, урод. Или не спрашивай. Потому что это не твое собачье дело».

Алеф сидела на корточках на покрытой мхом земле, расстилая одеяла. Она посмотрела на него, прищурившись. Последний луч заходящего солнца упал на ее скулу, и этот золотистый отблеск придал Бенни смелости.

– Я хотел сказать, вы, ребята, типа… вместе?

– В смысле, пара? – Алеф чуть нахмурилась, но он почувствовал, что она отнеслась к вопросу скорее с юмором. – Нет. Максон замечательный парень, но мы просто друзья. А кроме того, мы ведь оба тоже лечимся, так что нам вообще не до романтических отношений, понимаешь?

– А, да. – На самом деле он не понял, что она имеет в виду, но почувствовал, что сходит с ума от радости.

«Фу. Ты просто жалок».

– Мы познакомились в Педипси, а когда выписались, Максон попросил меня и еще нескольких ребят помочь ему создать организацию, которой мы сейчас занимаемся. СКП.

– А, понятно, – сказал Бенни.

«Врешь, засранец».

– Это что-то связанное с сохранением природы?

– Нет, – рассмеялась она. – Это группа поддержки сверстников…

«Вот стерва», – пробормотал голос, но в облике Алеф, которая, чуть склонив голову набок, сидела на корточках и спокойно отвечала на все вопросы, не было ничего стервозного, так что голос сдался и затих.

– …Для молодых людей, которых считают сумасшедшими или диагностируют как психически больных. Группа продолжает работать, но сам Максон вернулся в колледж.

– Что значит СКП?

– Социалистический коллектив пациентов.

Опять неувязочка. Но на сей раз Бенни не стал притворяться.

– «Коллектив» пишется с буквы «Си»[61].

– В английском – да, а в немецком – с буквы «К». Нам рассказывал об этом Би-мен. Он входил в эту организацию студентов и душевнобольных еще в семидесятые годы, когда учился в Гейдельбергском университете. Они все делали правильно. Они знали, что они здоровы, и это не они сошли с ума. Это капитализм свел с ума всех остальных.

Бенни посмотрел на вершину горы.

– Что-то наподобие ты говорила там, наверху.

– Именно.

Захватив сэндвичи и прочую еду, они вернулись на скалистую площадку, поближе к Славою. Старик сидел в своем инвалидном кресле с блокнотом на коленях, глядя на закат, и они присели рядом. Он был каким-то притихшим и вроде бы не сильно пьяным, но Алеф, очевидно, все еще сердилась на него, потому что немного резковато спросила, все ли с ним в порядке. В ответ Славой кивнул, вздохнул и указал ручкой на горизонт.

– Как красиво, – сказал он. – Скоро начнутся осенние дожди.

Так оно и было. Над городом уже собрались темные дождевые тучи, хотя над океаном небо было чистым и темно-синим. На горизонте – там, куда закатилось солнце – осталась тонкая оранжевая полоска, да розовато-серебристый блик мерцал на воде, словно воспоминание. Темные силуэты ближних островов были похожи на устроившихся на ночлег гигантских зверей. Даже ветер немного притих, и когда Би-мен негромко заговорил, ветер не заглушал, а подхватывал его слова.

– Когда я еще был молодым и имел две ноги, я любил кататься на лыжах и лазить по горам. Теперь я не могу часто покидать город, а лазить по горам вообще не способен. – Он посмотрел на Алеф, которая обхватив колени, сидела рядом с его креслом. – Спасибо тебе, моя дорогая.

В его голосе звучали настолько непривычные интонации, что Бенни поднял глаза. Лицо старика было печальным, и Бенни захотелось, чтобы Славой и Алеф помирились. Некоторое время Алеф не отвечала, и Бенни подумал, что она все еще злится из-за водки, но потом она сказала тихо, тоном провинившегося ребенка:

– Я оставила ВАЗ наверху.

Старик закрыл глаза и на миг склонил свою большую голову так, словно шея не выдерживала ее тяжесть, но затем распрямился.

– Понимаю, – сказал он, медленно кивая. – Небесное погребение.

– Я должна была дождаться тебя.

– Я не смог бы забраться так высоко.

– Тогда нужно было похоронить их здесь.

– Нет, нет, это прекрасно. На вершине мира.

– Но ты приготовил стихотворение…

Би-мен протянул к ней руку и ласково положил большую грубую ладонь на макушку Алеф, как будто удерживал ее на Земле тяжестью своей кисти.

– Хорькам не требуется поэзия. Ты поступила совершенно правильно, моя дорогая. Больше ничего не нужно.

В ту ночь они спали на горе, улегшись рядком в своих спальных мешках, как гусеницы в коконах. Вверху вздыхало темное ночное небо, а снизу Бенни слышал дыхание земли и хруст мха при каждом движении. Он старался не шевелиться, но рядом лежала Алеф – так близко, что они почти касались друг друга, и он дрожал, буквально вибрировал не от холода, а от ее близости. Он был уверен, что Алеф это