заметит и что-нибудь скажет, но она ничего не говорила. Она беседовала с Би-меном, а Бенни лежал на спине, вытянув руки вдоль тела, пытался унять дрожь и смотрел в пустоту над головой. Никогда ещё Бенни не видел такой огромной и такой черной пустоты. В ней были звезды, но они находились на расстоянии миллионов световых лет, и была Луна, но она была всего лишь маленькой светлой дырой в черноте. Время от времени пролетали самолеты с фарами, направленными на Азию, а также спутники: низкоорбитальные, метеорологические, телекоммуникационные и спутники военного наблюдения. Некоторые кружили вокруг земного шара целыми созвездиями: они спешили по своим делам, яркие, как планеты. Бенни казалось, что они классные, но Бутылочник тихонько ругался на них.

Пришел конец темным небесам, бормотал он. Это конец астрономии. Птолемей, Коперник, Галилей рыдали бы, увидев вот это все. Да еще и космический мусор, который вращается вокруг Земли, как облако мошкары: отработанные ракетные двигатели, мертвые космические корабли, разбитые спутники и оружие; мешки с российским мусором с космической станции «Мир»; не говоря уже о таких простых вещах, как перчатки, гаечный ключ или зубная щетка, которые люди теряют и на земле. Космос превратился в свалку. А вот когда Славой был еще маленьким и жил в Словении, никакого мусора в космическом пространстве не было. Космос был чист, как стеклышко.

Это окончательно выбило Бенни из колеи. Никогда раньше, глядя ночью в небо, он не думал о космическом мусоре, космос казался ему огромным и пустым, но теперь, лежа на спине, глядя в темноту и прислушиваясь, он почувствовал приближение Темной кометы, замаячившей на границе его сознания. Темная Комета всегда так начиналась: крошечная частичка материи в сознании, испускающая волны плотной энергии, которые с гулом проходили сквозь него, сотрясая его тело, они становились все больше и больше, комета надвигалась на него, и наконец…

«Нет!» – подумал он, лихорадочно нащупывая в кармане Копинг-карточку, но увы, его не снабдили техникой овладения собой в ситуации, когда ты лежишь на вершине горы рядом с любимой девушкой, а на тебя мчится Темная комета.

Тут до его уха, словно легкий ветерок, донесся ее голос:

– С тобой все нормально?

Бенни не мог говорить, поэтому кивнул, хотя Алеф и не могла это видеть.

– У тебя ингалятор с собой?

Тогда он вспомнил. Ингалятор лежал у него в кармане. Бенни вытащил его, вдохнул, и ему полегчало.

Потом из темноты послышался голос Би-мена:

– Что – страшно, юный школьник?

Он говорил о космосе. Он имел в виду пустоту и безмолвие.

– Нет, – сказал Бенни.

«Врешь!»

– Может быть. Немного. Я никогда раньше не спал на улице.

Рука Алеф поползла по мху, как маленький зверек в поисках теплой норки. Бенни слышал, как она приближается, потом почувствовал, как она коснулась его плеча и, забравшись в спальный мешок, поползла по руке к ладони. Ее пальцы переплелись с его пальцами, затем она двинулась обратно по мху и потащила его руку с собой. Алеф поднесла костяшки его пальцев к своим губам, а потом, зажав его ладонь между своими, сложила их у себя под подбородком, как в молитве. Он перестал дрожать.

Бенни уже не стеснялся того, что она знает про его страх. Он хотел, чтобы она знала, и Би-мен тоже. Он хотел, чтобы они узнали обо всем, но слова не шли с языка, и в последовавшем после этого долгом молчании они один за другим заснули.

54

Первое, что увидел Негодный, когда свернул на своем «Ниссане» к дому матери, была темная, влажно поблескивавшая гора мусорных мешков, которая возвышалась над скользким от дождя тротуаром. Подъехав к обочине, он остановил машину, не выключая двигателя. Он посидел так немного, опершись на руль и глядя, как капли дождя стекают по мокрому пластику в холодном ярком свете фар. Затем он выключил зажигание, вышел из машины и, захлопнув дверцу, пнул один из мешков, загромождавших тротуар. Вот глупая свинья гвайпо[62]. Теперь их наверняка оштрафуют, но пусть штраф заплатит она. Он закурил сигарету, сделал затяжку и поднял воротник куртки.

Парадное крыльцо квартирантки выглядело чуть лучше. Надо же. Он покосился на ту часть дома, которая принадлежала матери. Дом со всех сторон обветшал, но покрасить – и будет как новенький. Ну, все, теперь уже недолго. Фанг сказал, что готов подключить агента по недвижимости, просто прогоните гвайпо – так какого хрена еще ждать?

Негодный раздавил каблуком сигарету, поднялся на парадное крыльцо и громко постучал. Ему никто не ответил, и он заглянул в окно гостиной. Сквозь щель в занавеске видно было сияние компьютеров квартирантки. Мать говорит, что гвайпо зарабатывает тем, что читает газеты, но это, конечно, ерунда, потому что за чтение газет денег не платят. Чем бы она ни занималась на этом компьютерном оборудовании, это явно что-то серьезное. Если ее выселить, может быть, компьютеры удастся оставить себе. С такой установкой можно вести серьезный бизнес. Ничего, Фанг разберется.

Он постучал в окно – сначала костяшками пальцев, потом кулаком, но ответа так и не последовало, и он пошел к черному ходу. Она же знает, что он придет и найдет ее. Она больше не спрячется от него, шутки кончились. Мусора, который штабелем лежал вдоль стены здания, почти не убавилось. Прекрасно, думал Негодный, пробираясь мимо пластиковых мешков. Мне нужен только повод, сладкая моя, и теперь он у меня… Завернув за угол, он остолбенел.

Возле крыльца, под перевернутой детской коляской, лежала замертво большая гвайпо. Вокруг нее на земле валялся всякий хлам. Ботинки. Книги. Тостер. Коробчатый вентилятор. И тому подобное. Не в силах пошевелиться, Негодный стоял, глядя на тело Аннабель. Вот так же в этом году он обнаружил у крыльца на земле свою мать, но она была крошечная, живая и орала на него даже со сломанным бедром. А гвайпо была большой, жирной и мертво-неподвижной, но было там что-то еще, блестящее и черное, оно покрывало все ее тело. Шагнув вперед, он наконец как следует разглядел это. От этого жуткого зрелища Негодный пришел в ужас и долго потом видел его в кошмарных снах – тело женщины было покрыто воронами. Да, на ней сидели вороны и жрали ее.

Такого надругательства даже гвайпо не заслуживает.

На земле лежала связка клюшек для гольфа. Схватив металлическую «девятку», Негодный взмахнул ею, как дубинкой, и бросился на ворон с криком:

– Отвалите от нее, ублюдки!

Стая, снявшись с тела, как темный плащ, превратилась в вихрь хлопающих черных крыльев и улетела в переулок. Негодный еще смотрел им вслед, изрыгая проклятия