На следующий день Тиль заплатил 1200 долларов за билет до Атланты, где находилась его семья. Двое суток спустя, проснувшись, он вдруг обнаружил, что не может членораздельно говорить и не в состоянии поднять правую руку. Первым делом он со страхом подумал, что больше не сможет заниматься медициной. Затем, в третий раз менее чем за неделю, решил, что, наверное, скоро умрет. Его доставили в больницу. Оказалось, что у него инсульт. Тиль не видел никаких причин для этого – ему было всего пятьдесят три. «Наверное, это от стресса из-за урагана и всего, что было потом», – решил он.

За время урагана и наводнения, а также пока он проходил лечение, Тиль похудел на двенадцать фунтов. Утраченные функции его организма постепенно восстанавливались. Тиль снова научился говорить и гордился тем, что к нему вернулся его быстрый, экономящий на гласных говор местных «синих воротничков».

Через пару недель Тилю позвонили с телеканала Си-эн-эн и изъявили желание выслушать его рассказ обо всем, что произошло в Мемориале. «Я слышал, что вы один из тех, кто во время урагана и наводнения проявил себя как герой». Тиль обещал подумать. Вместе с ним в Международный аэропорт Нового Орлеана прилетела директор Мемориала по связям с общественностью. Она подготовила его к подобным ситуациям. «Если кто-нибудь попытается войти с вами в контакт, позвоните по этому номеру», – сказала она и сунула Тилю бумажку с написанными на ней цифрами. Тиль набрал номер и поговорил сначала с директором «Тенет» по связям с общественностью, находившимся в офисе компании в Далласе, а затем с адвокатами компании, изложив свою историю.

Позже он не раз повторял ее – или, по крайней мере, то, что сохранилось в его памяти. Суть сводилась к следующему. В среду, 31 августа, произошло кое-что хорошее. Тиль сделал два важных открытия. Первое заключалось в том, что автоматы с содовой в подвальном кафе Мемориала все еще работали. Разувшись, он по щиколотку в воде пробрался к ним и наполнил содовой свою чашку.

Второе открытие было связано с Институтом онкологии на противоположной стороне улицы. Там горел свет и было относительно прохладно – а значит, генераторы функционировали и снабжали здание электричеством. Тиль по мостику перебрался в административное здание, а затем по его коридорам – в сам институт. Он несколько часов провел в одном из его помещений – комнате отдыха. Там было довольно людно: сотрудники администрации входили и выходили, заваривали себе кофе, заряжали сотовые телефоны, сидели перед вентиляторами. Тиль с удовольствием поболтал с финансовым директором, пожилым седым человеком, напомнившим ему Джеда Клампетта из сериала «Деревенщина в Беверли-Хиллз» в исполнении Бадди Эбсена. Говорили о детях, семейной жизни, не произнося ни слова о проблемах, которые стояли перед больничной администрацией. Тилю это показалось странным. В конце концов он заснул в глубоком кресле с откидывающейся спинкой, предназначенном для пациентов, проходящих химиотерапию.

В ту же среду, 31 августа, Тиль провел несколько часов на пандусе приемного отделения. В какой-то момент к нему присоединился другой врач, Джон Кокемор. Мужчины закурили сигары из хьюмидора, который Тиль захватил с собой в больницу: он почему-то решил, что здесь эта вещица будет целее. «Любители коричневых листочков», – пошутил кто-то из них, и оба рассмеялись. Как ты думаешь, когда мы отсюда выберемся? Врачей просят оставаться до последнего. Но почему? Зачем?

Тут-то приятель Тиля и сделал красноречивый жест: он приставил указательный палец одной руки к локтевому сгибу другой, недвусмысленно изображая инъекцию. «Знаешь, я все-таки надеюсь, что до этого не дойдет», – сказал Тиль. Впоследствии его приятель сказал, что ничего такого не было – ни этой фразы, ни характерного жеста.

Итог среды в целом оказался пугающим. Кто-то из врачей, выйдя на пандус, сказал, что спасатели не прибудут и больница по-прежнему остается предоставленной самой себе. Тиль то и дело испытывал приступы паники, слыша доносившиеся с близлежащих улиц крики людей и выстрелы.

Возвращаясь ночью в свой кабинет, Тиль прошел мимо одного из часовых в штатском, охранявших здание. «Мне дали оружие, – сказал мужчина, обращаясь к нему. – Но я никогда в жизни не стрелял». Это не добавило Тилю спокойствия. Карабкаясь вверх по лестнице в кромешной темноте, он в какой-то момент потерял ориентацию и не смог определить, где находятся перила. Подсвечивая себе экраном сотового телефона, Тиль пробрался в гараж, сел в свой автомобиль и включил в салоне кондиционер, наслаждаясь прохладой. Затем позвонил своим родным в Джорджию и попытался подготовить их к худшему. «Может так случиться, что я вас больше никогда не увижу», – сказал он.

Этот был первый раз, когда у него возникло твердое ощущение, что ему не удастся остаться в живых. Находившиеся в больнице люди не имели возможности себя защитить. Тиль был уверен, что толпы обозленных, долго копивших недовольство людей, вооруженных захваченными пистолетами и винтовками, вот-вот взбунтуются и захватят Мемориал и всех, кто оказался внутри. Враг был совсем рядом. По слухам, целая банда громил притаилась в здании Кредитного союза на противоположной от Мемориала стороне улицы. Коллеги Тиля то и дело спрашивали друг друга, какой смысл убивать их, медиков, пытающихся эвакуировать пациентов и всех, кто находился в больнице. Разговаривая по телефону с женой, Тиль слышал, как дочь рядом с ней в отчаянии кричит: «Почему он там? Он не должен был там находиться!»

Во время почти всех ураганов, свидетелем которых ему довелось стать, Тиль находился в Баптистской больнице, хотя не работал там на постоянной основе. Он был практикующим врачом уже двадцать один год, но ни ему, ни кому-либо из медиков Мемориала не приходилось оказываться в ситуации, которая могла бы подготовить их к проблемам, с которыми они столкнулись. Они, думал Тиль, действительно словно оказались в зоне военных действий.

Утром в четверг Тилю все же удалось собраться, взять себя в руки. Выйдя из реанимационного отделения, к нему подошла Сьюзан Мадерик. Она была выше его ростом и явно более уверена в себе, чем он. «Джон, сегодня к вечеру все должны отсюда выехать», – сказала она. То же самое Тилю еще раньше сказал главный администратор Рене Гу. Их слова означали, что шанс выжить еще сохранялся. Это подбодрило Джона Тиля и придало ему мужества.

Пока он занимался усыплением кошек фармацевта, эвакуация возобновилась. Когда доктор Кэтлин Фурнье заговорила с ним об избавлении пациентов от страданий, ему трудно было не провести соответствующую параллель. Тиль считал, что хозяева домашних животных, усыпляющие своих любимцев, когда те находятся при смерти, поступают правильно. Поскольку он в основном работал в реанимации и