– В воскресенье они сидели в церкви прямо за нами. В этом мало хорошего. Неужто так и будет продолжаться?

– Будет – пока Шлик не отыщет меня. – Это сказала Рейчел, стоя на пороге. – Долго мы так не выдержим. Единственный выход – сдать меня ему.

– Чтобы он убедился в том, что все это время мы тебя скрывали? – покачала головой Лия. – Тогда арестуют нас всех.

Бабушка сцепила пальцы.

– А вы представляете себе, что сделает со своей дочерью это чудовище, если отыщет ее?

Лия закрыла лицо руками.

– И что же делать? – умоляющим голосом спросила Рейчел. – Я не в силах больше подвергать вас таким испытаниям.

За спиной Рейчел на пороге возникла Ривка.

– Амели уснула, она не заметит, что меня нет рядом с ней. А я хочу вам что-то сказать. Я все время думала о том, что Джейсон сказал Фридриху – о дымовой завесе и кривых зеркалах…

– Ну и что? – Лия подняла на нее глаза, наполненные отчаянием и страхом. – Фридрих говорит, что это слишком опасно.

– Знаю. Но все равно не могу об этом не думать. Вот представьте, если бы Рейчел с Лией устроили музыкальное представление или спектакль, пригласили бы туда всех офицеров и как можно больше солдат. А если бы вечером, на представлении, Рейчел на самом деле руководила детьми и там ее увидел Шлик? И так или иначе узнал бы, что это именно она, а не ты? А потом, где-нибудь в середине спектакля, вы поменялись бы местами: та, которую он увидел и узнал – Рейчел – исчезла, а на сцене играла бы Лия!

– Что ты такое рассказываешь? – строго спросила бабушка.

– Это и есть «дымовая завеса и кривые зеркала», – ответила ей Рейчел, и в ее глазах светилось понимание. Она выдвинула стул и села рядом с Лией. – Это можно сделать во время переодевания между сценами – обменяться одеждой. Если свет будет приглушенный, Шлик не сможет отличить нас друг от друга.

– А тем временем вы с Ривкой и Амели сможете ускользнуть из поселка. – Лия начала понимать замысел.

– Ускользнуть? Притом что на каждом посту стоит охрана? – Бабушка смотрела на них так, словно обе внучки разом сошли с ума.

– Их придется чем-то отвлечь, – объяснила Ривка. – Они должны быть уверены в том, что Рейчел прямо перед ними, что никуда она не денется. И после тоже нужно все продумать, чтобы не ставить в опасное положение Лию. Надо, чтобы эсэсовцы поверили, будто на сцене все время была Лия, и только Лия.

– И что, можно так сделать? – усомнилась Лия.

– Это все сказки! – твердо стояла на своем бабушка. – Придется убедить в этом весь поселок, а ведь на представление соберутся все до одного! Это чудовище назначило награду за твою голову! Ничего тут…

– Иллюминация в честь короля Людвига[53] – празднование дня его рождения! – Лия резко выпрямилась на стуле.

– Nein, nein, эсэсовцы ни за что этого не позволят – сейчас же действуют светомаскировка и комендантский час, – сразу возразила бабушка. – Нацисты ведь теперь у власти, а они не желают никаких воспоминаний о прежней монархии.

– Что-что короля Людвига? – заинтересовалась Рейчел.

– Есть такая традиция, чтобы почтить его память. Задолго до очередной годовщины наши мастера фейерверков носят древесину и хворост по тайным тропам на вершину горы Кофель. Там они сооружают гигантскую корону – восьми метров в высоту, а под ней – крест! На соседних вершинах готовят еще шесть костров – одни в форме креста, другие в виде буквы «L» – королевского инициала. Иной раз складывают и огромный праздничный костер. А ночью, в канун самого дня рождения, на гору Кофель тайно восходят факельщики и духовой оркестр. Как только стемнеет, начинается праздник. Все запевают хорал. Потом вступает оркестр, и в это время зажигают костры.

– Кажется, что сами горы пылают, – закивала головой бабушка.

– Костры горят несколько часов, а потом, когда уже тлеют только угли, мастера и музыканты спускаются с горы при свете факелов и проходят по улицам поселка. Это настоящий парад света и музыки.

– А жители идут в трактиры, поют и веселятся всю ночь, пока не забрезжит заря нового дня – дня рождения нашего короля.

– Костры на горе в честь давным-давно умершего короля? – Брови Рейчел взметнулись от удивления. – Не думаю, чтобы нам…

– Зато если они нам это разрешат, появится прекрасная возможность улизнуть – выйти из поселка во время шествия и пойти куда-нибудь туда, где нас смогут встретить и посадить в машину. А если даже и не разрешат, можно придумать какое-то другое развлечение, такое, чтобы не нарушать правил светомаскировки и в то же время дать возможность солдатам культурно отдохнуть. Им этого всегда хочется, – не успокаивалась Лия.

– Может быть, подготовить рассказ о кострах в исполнении детей? – предложила Ривка. – Пригласить всех-всех: священников, жителей, часовых, Шлика, – всех до единого!

– Праздник нужно посвятить рейху, Гитлеру или Герхарду, чтобы он уж обязательно явился. Станет он приходить на сельский праздник в честь покойного монарха! – заметила Рейчел.

– Если надо будет, мы так и поступим. Жители все равно знают, что это в честь короля Людвига, так что они придут. И наци придут, если будут считать, что праздник устроен в их честь – как раз в тот день, когда раньше отмечали день рождения короля Людвига, – не сдавалась Лия.

– Такое может получиться, но риск неимоверный, – сказала сестре Рейчел. – Ты пойдешь на это ради меня? Станешь ради меня рисковать жизнью?

– Ради тебя, Ривки и Амели… – Лия почувствовала, как у нее перехватило дыхание. – Да. Да, я пойду на это.

– Подмену можно произвести, пока все будут еще в зале, но вот как нам ускользнуть? Как выбраться из деревни? – рассуждала вслух Ривка.

Лия повернулась к Рейчел.

– У твоего друга пастора Бонхёффера есть машина, хоть какая-нибудь?

– Нет, но он, возможно, знаком с кем-то, у кого она есть, – с человеком, которому можно довериться.

– Да если мы даже и найдем машину, эти наци ни за что не оставят свои посты совсем без охраны. – Бабушка поставила чашку в раковину. – Даже если вы пригласите на представление их всех, даже если они поверят, что там находится и Рейчел. А Фридриху это уж точно очень не понравится.

Лия поднесла палец к губам, призывая всех к молчанию, – она услышала, как скрипят сапоги по дорожке у кухонной двери, – но было уже поздно. Дверь распахнулась, и вошел Фридрих – как раз тогда, когда бабушка заканчивала фразу.

– И что такое не понравится вашему Фридриху, бабушка? – Он прислонил свою палку к дверному косяку и поцеловал старушку в щеку. Снял шляпу и куртку, но улыбка, игравшая на губах от радости новой встречи с домашними, угасла, когда Фридрих увидел, как напряженно, затаив дыхание, наблюдают за ним женщины. – Да в чем дело-то?