А что такого? Если государю чего захочется, его никакая силане остановит. Разрешить монашеский обет может только митрополит, но сейчас напрестоле не Филипп, неуступчивый и дерзкий, а вполне ручной Кирилл. Конечно,Юлиания старовата, ей уже за тридцать, но царь, похоже, смотрит на бывшуюневестку молодыми глазами (все равно как для Басманова его сын всегда дитя малое,неразумное), а наследники престола не нужны, есть и Иван, и Федор. Второй,правда, слабоват умишком, зато Иван Иванович вполне удался, и хоть бешен нравом– весь в отца, но скоро жениться пора придет, авось поутихнет, когда семяперестанет в голову шибать. Вон, Федьку-то женитьба хоть на время, но исправилаже!

Басманов покосился на сына, сидевшего рядом за столом и свидимым отвращением хлебавшего тощие монастырские щи. В эту поездку он взял ссобой сына нарочно – особой надобности в помощнике не было. Но беда, чтоФеденька слишком уж явно взялся за старое, и сплетни о нем, поползшие вокруг,могли дойти до ушей царя, который громогласно осуждал содомию.

Даже наедине с собой Алексей Данилович старался невспоминать о том, что Иван-то Васильевич сам единожды с Федькою оскоромился.Вроде бы уже заткнули рты и укоротили языки всем, кто трепал ими излишне резко,уверяя, Басмановы-де возвысились чрез Федькину задницу. Эх, эх… сколь живучазлая слава в отличие от доброй! Ведь Алексей Данилович был пожалован чиномокольничего еще при осаде Казани, в 52-м году, – за удивительную храбрость.Через три года ему представился случай еще раз показать свою отвагу, когда ссемью тысячами солдат полтора суток удерживал натиск шестидесятитысячноговойска, во главе которого был сам крымский хан Девлет-Гирей. А взятие Нарвы иосада Полоцка? Это ж было за два года до того, как Федька, распутник… чтоб егочерти на том свете драли! Замазал, замазал чистую отцову славу, такого сынапо-хорошему задавить бы, чтоб не пакостил, однако Алексей Данилович знал, что унего даже высечь сыночка рука не поднимется, потому что любил он своегоединственного отпрыска истово и самозабвенно, готов был спустить и простить всеего прегрешения, покрыть всякую оплошность. Помнится, давным-давно, Федькатогда еще только родился, став причиною смерти своей матери, столь горячо любойБасмановым, что он предпочел вдоветь всю жизнь, но так и не женился вторично, –так вот, тогда нагадала Алексею Даниловичу одна деревенская знатка,[73] что сынстанет не только его пожизненным позором, но и сведет его в могилу, как свелматушку. Басманов старуху тут же и приколол чинжалищем,[74] а пророчествопредпочел забыть покрепче. Странно, чего это оно вдруг вспомнилось?

Хотя чего тут странного? Перед отъездом они крепкоповздорили с сыном – столь крепко, что оба за оружие начали вгорячах хвататьсяи поливать друг дружку самой отборной бранью. Грешки Федькины были обнаруженыего тестем, боярином Сицким; жена, которую он так и не выбрал время наградитьдитятею, собралась принимать постриг, чтобы спастись от позора… словом, быластрашная буза и громкий крик. Вот Басманов и предпочел держать сына на глазах.Во все время пути глаз с него не спускал, пресекая всякие попытки тогопозабавиться с пригоженькими отроками. Во время стоянок отыскивал для негосамых ладных девок, ибо сговорчивые да горячие по прибрежным деревням всегдасыщутся, но Федька еще пуще злился и даже не смотрел на них… А эт-то что ещетакое?!

Басманов вдруг перехватил вполне мужской, горячий взгляд, которыйметнул сын на молоденькую монашенку, служившую им за столом. А хороша Христованевеста, даже жалко: такое обилие плоти – и достанется бесплотному жениху.Может, именно эта девка станет нужным лекарством для Федьки?

Тут же Басманов вспомнил, где находится, и огорченно цыкнулзубом. Вот же незадача, а? В кои-то веки сын ощутил себя настоящим мужиком, адевка-то пострижена! Нет, даже и помыслить нельзя добыть ее для Федора. Тутникакие богатые государевы дары, присланные в монастырь, не помогут. Жаль, чтосейчас уже ночь на дворе, корабельщики устали и повалились на струге спать, –жаль, нельзя прямо сейчас отправиться в обратный путь вместе с опальноюкнягиней Ефросиньей, подальше от ненужного искушения.

Ах да, еще ведь и привет сказать инокине Александре, сиречь,Юлиании Дмитриевне. Чуть не забыл.

Алексей Данилович отложил ложку, вытер усы и чинноблагодарил за хлеб-соль. Потом попросил позвать инокиню Александру.Мать-игуменья сперва хотела до утра дело отложить, однако все жесмилостивилась.

Вскоре в трапезную вошла тонкая монашенка, склонила голову,стала у порога. Басманов отвесил поклон, начал передавать слова государя, а самс изумлением всматривался в лицо княгини.

Поразительно! Или это неверный свечной пламень играет такиеигры, или Юлиания и впрямь не постарела, а помолодела за минувшие восемь лет?Сейчас она даже лучше и краше, чем была в свои двадцать шесть, когда послесмерти мужа принимала постриг в Новодевичьей обители. Тогда склоняла голову подклобук увядшая, исплаканная, в полном смысле этого слова поставившая на себекрест, стареющая женщина. Сейчас, хоть и исхудала безмерно, обрела словно бывторую молодость: ясные синие очи, кожа белая, гладкая – ни морщинки, ротнапоминает цветок. Известно, у баб есть множество секретов, как приукраситьсебя, надолго охранить молодость, но не в монастырской же келье гулявные[75] иромашковые настойки готовить, смешивать драгоценные масла для притираний лица итела! Бывает, что молодой любовник передает пожилой бабе свои силы вместе ссеменем, преображая ее, это тоже дело известное, однако Юлиания не из тех, ктоза монастырскими стенами станет блуд блудить. Не из тех!

Значит, что? Чудо с ней свершилось? Ну, чудо так чудо.

Невдомек было Алексею Даниловичу, что есть существа родачеловеческого, а особенно – женского полу, которым мир с собою и духовноевозвышение сообщают особую телесную красоту, над коей как бы и не властны годы.Юлиания была именно из таких. К тому же слух о смерти царицы успел уже долететьдо нее, и кто знает, какие надежды вдруг воскресли в ее сердце, исполненном всетой же наивной, девчоночьей, восторженной любви, которую она всегда испытывалак государю?

Безумные, греховные надежды…

Разговор с инокиней Александрой был недолгим. Вскоре онаповернулась, чтобы уйти, и Басманов едва удержался, чтобы не утереть соблегчением пот со лба: Федька ел княгиню таким откровенно жадным взором,словно прямо тут, в трапезной, намеревался сотворить с ней блудный грех. Вот ужправда: и смех, и грех! Эк его разобрало, дурачка. Или только запретный плодвлечет Федора, только невозможное и стыдное пробуждает в нем похоть? Беда, бедас этими детьми…