– Я отвечаю за нее, и она еще очень юна.

Он покачал головой:

– Она старше, чем выглядит, и повидала в жизни больше, чем многие женщины вдвое старше ее. И уж точно видела больше бед, чем Шун. Спарк способна сама решать за себя, Фитц. А если ей потребуется твоя защита, она придет к тебе и скажет об этом. Но сомневаюсь, что она попросит защитить ее от меня.

Я хотел продолжить разговор, однако Лант повернулся и пошел прочь. А когда я с неохотой догнал его, оказалось, что нас ждет на палубе только Пер.

– Где Янтарь и Спарк?

– Леди Янтарь пошла переодеться. Альтия попросила ее сопровождать их на берег. Спарк помогает леди. Я так понял, что Альтия и Брэшен хотят, чтобы Янтарь была с ними, когда они будут обсуждать наше будущее с адмиралом Уинтроу Вестритом. Матросам дали «увольнение на берег», что вроде как означает, что они вольны уйти с корабля. Две трети команды согласились.

К нам уже устремилось от причалов множество лодок. Предприимчивые люди в них предлагали все, что угодно, от свежих овощей до бесплатного провоза прямо к Дому Удовольствий тетушки Розы. Матросы Совершенного, закинув кисы за спину, спускались в лодки. Несколько человек собирались на носовой палубе, чтобы проститься с кораблем. Совершенный говорил с ними дружески, но в решении своем оставался неколебим. Поверх водного пространства, разделявшего нас, на корабль выжидающе смотрела Проказница, вглядываясь в каждую отбывающую лодку. Ант стояла рядом с Клефом и смотрела, как ее товарищи покидают корабль. Килт осталась. Корд ушла. Тван направился было к борту, потом повернулся, пространно выругался, бросил кису и одним пинком послал ее по палубе прямо в люк. Сайпрос подошел, взял его за руку, и они вдвоем присоединились к Ант.

– Поезжай с Янтарь и Спарк, – велел я Ланту.

– Меня не приглашали.

– Янтарь слепая, а Спарк весьма привлекательная девушка, и это видно не только тебе одному. Прежде Делипай был пиратским городом, и я не сомневаюсь, что многие из его жителей в душе так и остались пиратами. Конечно, Альтия и Брэшен не будут нарочно подвергать наших дам опасности, но, если опасность сама найдет их, пусть рядом будет мужчина, чтобы их защитить.

– Почему бы тебе самому с ними не отправиться?

– Потому что отправишься ты! – огрызнулся я. Глаза его сверкнули гневом, и я поспешил загладить свою резкость: – Я хочу остаться на корабле и посмотреть, что выяснится здесь. А кроме того, у меня есть для тебя еще одно поручение. Разыщи кого-нибудь, кто держит почтовых голубей. Лучше всего, если это будет состоятельный торговец с обширными связями. Тогда он сможет устроить так, чтобы письмо с голубиной почтой пересылали из города в город до самого Оленьего замка. Хотелось бы дать им знать, что мы живы-здоровы и продолжаем путь.

Он помолчал немного, потом спросил:

– Ты собираешься сообщить Чейду, Дьютифулу и Неттл, что Би, возможно, еще жива?

Я покачал головой:

– Когда у меня будут для них хорошие новости, тогда и буду думать, как им это передать. А до тех пор ни к чему им мучиться неопределенностью.

Лант медленно кивал, пока я говорил, потом резко сказал:

– Хорошо, я сделаю это. Но… ты не мог бы написать еще одно письмо? Если, конечно, у нас на борту найдется пергамент для голубиной почты.

– У меня немного осталось из того, что дал Рэйн. Пергамент идет на вес золота. А почему бы тебе самому не написать?

– Нет. Лучше ты. Несколько слов для Чейда. Просто, что я… делаю, что он просил. И делаю это… хорошо. Если, конечно, ты сможешь заставить себя написать такое. Хотя пиши что хочешь, я отправлю не читая. Только пусть он знает, что я по-прежнему с тобой и служу тебе. – Он отвел взгляд. – Если ты не против.

– Мне не трудно.

Я спустился в каюту Янтарь и аккуратным почерком написал Чейду. Пергамент был почти прозрачный, но места все равно хватило лишь на то, чтобы крохотными буквами описать, как я доволен службой Фитца Виджиланта. Возможно, даже упомянул, что в паре случаев он помог мне остаться в живых. Закончив, я подул на пергамент и помахал им, чтобы чернила подсохли, потом свернул записку и спрятал в крохотную костяную трубочку для пересылки. На трубочке написал имя Чейда и место назначения: Шесть Герцогств, Бакк, Олений замок. Письму предстоял долгий путь. «Дошло ли уже хоть одно из наших прежних писем?» – подумал я, вручая футляр с посланием Ланту. У него был смущенный вид. Я не запечатал трубочку воском, и он понимал, что это означает разрешение прочесть написанное. Но обсуждать это уже не было времени, потому что остальным не терпелось отправиться на берег. Я решил, что предоставлю Ланту самому написать, где мы теперь и что за странный живой корабль нас везет.

Как я ни спешил, тем, кто собирался в Делипай, пришлось меня ждать. Альтия помахала Проказнице, повернулась и спустилась в ожидавшую ее шлюпку. Проказница смотрела, как люди спускаются и рассаживаются в шлюпке. Вот она улыбнулась еще шире, но тут лодка направилась прямиком в Делипай, и улыбка Проказницы померкла, сменившись озадаченным выражением.

Мы с Пером коротали долгий вечер на камбузе за игрой, позаимствовав у матросов кости. Мне было все равно, выиграю я или проиграю, поэтому играл я плохо, и Пер был недоволен. С тех пор как большая часть команды ушла, мой Дар улавливал слишком мало жизни на корабле, и казалось, словно от него осталась одна лишь пустая оболочка. Клеф и несколько старших матросов сидели за дальним концом стола. Килт готовила еду, и было приятно вновь чувствовать аромат мяса. Длинные куски были жесткими и немного с душком, но никто не жаловался. Матросы ели его с белой подливой, такой острой, что у меня от нее слезы выступили на глазах и потекло из носа. Но никто не посмеялся надо мной.

Я и Пер ужинали на своем конце стола, отдельно от команды. Они временами косились на нас так недобро, что было ясно: они не забыли, с кого начались все их беды. Заметив это, Клеф нахмурился и уселся на стул, отмечавший границу между нами и остальными.

После еды Клеф присоединился к игре. Я бросал кости и двигал фишки, но Клеф и Пер знали, что я им не соперник. За игрой я прислушивался к приглушенным разговорам на другом конце стола. Матросы постарше вспоминали «старые времена». Некоторые из них присутствовали, когда Совершенного заново спустили на воду после того, как он много лет гнил на берегу. Другие говорили о том, как Совершенный в одиночку противостоял целой флотилии обычных кораблей и помог сатрапу Джамелии воссесть на трон. Вспоминали товарищей, умерших на его палубе, так что диводрево впитало их воспоминания. Среди них был Лоп, недалекий парень, всегда честно тянувший свою лямку. Симой, который ходил на корабле матросом до тех пор, пока совершенно не ослабел и не иссох так, что только кожа да кости остались, – а потом и помер, сворачивая канат в бухту. И еще они говорили о Кенните-пирате. Совершенный принадлежал его семье, но, покуда Кеннит был жив и грабил корабли, мало кому была известна эта тайна. Еще меньше было таких, кто знал, что Игрот-пират некогда похитил и корабль, и Кеннита, тогда еще мальчишку, и жестоко поизмывался над ними обоими. Даже когда Кеннит вновь встретил Совершенного и они заново узнали друг друга, Кеннит попытался сжечь корабль. Но потом, когда Кеннит умирал, Совершенный примирился с ним и принял его душу в себя. Вот что не давало матросам покоя, вот о чем они спорили вполголоса: как может столь упрямый и своевольный корабль быть способным любить? А что, если это воспоминания Кеннита пробудились в нем теперь и заманили в Делипай?