Вопросы без ответов.

Пер выиграл, и Клеф встал из-за стола. Он выглядел усталым и печальным и казался намного старше, чем при нашей первой встрече. Оглядев лица сидевших на камбузе, Клеф вдруг поднял свою кружку со свежей водой и провозгласил:

– За тех, кто остается в строю до конца!

Остальные матросы кивнули и выпили с ним. Этот странный тост, словно мехи для камина, раздул пламя моей вины.

– Вахта во время стоянки – моя, – сказал Клеф, и я понял, что это будет не просто дежурство, – вероятно, он проведет эту ночь возле носового изваяния. Я по привитой с детства привычке прикинул, не получится ли подслушать их разговор.

Пер предложил сыграть еще, но я покачал головой.

– Мне надо прогуляться после ужина, – ответил я и ушел, оставив его убирать доску и фишки.

Встав у планшира, я смотрел на пиратский город. На землю и море опускалась ночь. Небо из голубого сделалось темно-синим, потом черным, а Янтарь и остальные так и не вернулись. Пер нашел меня и тоже стал смотреть, как гаснут огни Делипая. Жизнь в городе била ключом: над водой плыли звуки музыки, позже до нас донеслись крики, сопровождавшие уличную драку.

– Наверное, они решили переночевать на берегу, – сказал я Перу, и он кивнул, будто вовсе не переживал за наших спутников.

Мы спустились в каюту Янтарь.

– Вы скучаете по Ивовому Лесу? – вдруг спросил мальчишка.

– Я мало об этом задумываюсь.

Но я скучал. Не столько по дому, сколько по людям и по своей жизни в поместье. Она была прекрасная, но кончилась слишком быстро.

– Я вот скучаю, – тихо проговорил Пер. – Иногда. Было здорово наверняка знать, что будет дальше. Я думал, что перерасту своего отца и меня будут звать Толлестменом Верзилой. А когда он состарится, я стану главным на конюшне вместо него.

– Может, еще и станешь, – сказал я, но он помотал головой.

Какое-то время мальчик молчал. А потом поведал мне длинную и запутанную историю о том, как ему впервые пришлось чистить лошадь, слишком высокую, чтобы он мог дотянуться до ее спины. Я заметил, что он уже может говорить об отце без слез. Когда Пер умолк, я стал смотреть в иллюминатор на звезды над городом. Потом задремал. Проснулся в темноте, лишь неверный свет луны лился снаружи. Пер сопел в две дырки, а у меня сон как ветром сдуло. Не понимая, что меня разбудило, я нашарил сапоги, натянул их и отправился наверх.

На палубе лунный свет и оставшиеся огни Делипая разбавляли ночную тьму до темно-серых тонов. Услышав голоса, я пошел на нос корабля.

– Ты тащишь якорь по дну, – уверенно заявил Клеф.

– Сейчас прилив, а дно тут рыхлое. Я-то при чем, если якорь не держит? – по-мальчишески запальчиво ответил Совершенный.

– Тогда придется разбудить всех, кто еще на борту остался, поднять якорь и бросить снова, чтобы держал.

– Да не стоит. Кажется, он уже зацепился. Должно быть, просто проскользнул немного.

Я стоял, стараясь дышать потише. Глядя на огни Делипая, трудно было понять, движется корабль или стоит на месте. Но когда я посмотрел на Проказницу, сомнения исчезли: расстояние между живыми кораблями явственно сокращалось.

– Ой! Снова скользит, – проговорил Совершенный, как бы извиняясь, но в голосе его слышалось веселье.

Мы подобрались еще чуть ближе к Проказнице. Она, похоже, спала, повесив голову, и ничего не замечала. Требуется ли кораблям, построенным из диводрева, сон?

– Совершенный! – строго сказал Клеф.

– Нет, опять не держит, – заявил корабль, и теперь уже было очевидно, что мы продолжаем приближаться к Проказнице.

– Полундра! – вдруг взревел Клеф и пронзительно дунул в свисток. – Все наверх!

На нижней палубе раздались крики и топот, и тут Совершенный крикнул:

– Проказница! У меня якорь не держит! Лови меня!

Проказница, очнувшись, вскинула голову, глаза ее широко распахнулись. Совершенный умоляюще простер к ней руки, и она, поколебавшись мгновение, потянулась к нему в ответ.

– Осторожно, мой бушприт! – крикнула Проказница, и корабли едва избежали столкновения.

Совершенный схватил ее за руку и вдруг с недюжинной силой подтянул Проказницу к себе. От этого оба корабля стали бешено раскачиваться, с палубы Проказницы донеслись встревоженные крики матросов. Она пыталась оттолкнуть Совершенного, но он обнял ее одной рукой и прижал к себе.

– Тихо, – предупредил он, – или мы безнадежно поссоримся. Мне нужно поговорить с тобой. И мне нужно, чтобы при этом мы касались друг друга.

– Оттолкните его! – кричала Проказница своей команде, изо всех сил упираясь руками в деревянную грудь Совершенного.

Клеф выкрикивал приказы, а с палубы Проказницы кто-то ругал его на чем свет стоит, желая знать, что он за идиот такой. Клеф пытался объяснить им, что происходит, прерываясь на команды матросам.

Совершенный раскатисто захохотал, отчего все крики сразу стихли. Но на Проказницу это не подействовало.

– Уберите его от меня! – рявкнула она, обращаясь к своей команде.

Но Совершенный схватил ее за волосы, заставив запрокинуть голову и обнажить груди. К моему потрясению, он наклонился и поцеловал ее сосок. Проказница закричала и попыталась вонзить ногти ему в лицо, и тогда он еще сильнее дернул ее за волосы, второй рукой ухватив канаты, крепившиеся к бушприту. Она молотила руками, но Совершенный будто и не замечал этого.

– Даже не думайте оттолкнуть меня, – крикнул он матросам Проказницы. – Убирайтесь с бака! Все! Клеф, скажи, чтобы все ушли! И вы, на Проказнице, давайте назад по койкам! Если только Эйсын не на борту – тогда пусть придет ко мне. А если нет, оставьте нас наедине!

Он снова наклонился вперед и попытался поцеловать лицо Проказницы. Она вцепилась ему в волосы и попыталась вырвать их. Совершенный позволил ей запустить пальцы в его шевелюру, а потом сделал так, что его волосы снова стали резным деревом.

– Думаешь, эта деревяшка чувствует боль? – усмехнулся Совершенный. – Только если мне самому это угодно. Но что чувствуешь ты, когда я целую тебя? Помнишь ли ты ярость Альтии, когда Кеннит взял ее силой? Хранишь ли ты эти воспоминания, или они теперь лишь мои, с тех пор как я вобрал в себя ее боль, дав ей исцелиться? Как вобрал прежде и боль Кеннита после того, что творил с ним Игрот. Одни ли человечьи воспоминания остались у тебя? Что ты чувствуешь, деревянная посудина? Или дракон еще таится у тебя внутри? Некогда ты звала себя Молнией. Помнишь? Помнишь ярость королевы-драконицы, которая взмывает в небо, бросая вызов самцам? Кто ты в эту минуту, Проказница? Женщина, отбивающаяся от насильника, или драконья королева, бросающая вызов самцу, чтобы он взял над ней верх?

Она вдруг перестала отбиваться, выражение оскорбленного величия застыло на ее лице. А потом, невзирая на то что Совершенный крепко держал ее за волосы, Проказница резко подалась вперед, и в глазах ее вспыхнула огнем чистейшая ненависть.